— Эх, вот бы потискать такую.
Она только выше подняла голову и стала тверже ступать, несмотря на то что ноги жгло через тонкие подошвы потрепанных туфель. Иван шел быстро и не смотрел на Марину, и ей казалось, что его стесняет то, что они идут вместе.
Афоня дремал, сидя на перевернутой тачке. Жара совсем сморила старика. Иван потрепал его по плечу. У Афони смешно замоталась голова. Он вскочил, ошалело поглядел на Марину и стал протирать глаза.
— Что на третьей? — спросил Иван.
— Завалку кончили.
Иван подошел к печи. Афоня поплелся за ним и все время косился на Марину. Присутствие женщины в мартене казалось ему дурной приметой. В мартене, правда, работали и женщины. Но это были подсобницы, выполняющие разные мелкие работы, и к ним привыкли. На всякий случай Афоня поправил колпак и застегнул свою кошомную куртку.
Рабочие разошлись от бочки по своим местам. Звякнула ложка в руках сталевара. Мягко шипя, полилась искрометная стальная струйка.
В полдень через главные ворота в мартеновский цех вошел человек в узком сером сюртуке и фуражке с кокардой. Постукивая изящной тростью, он медленно, иногда останавливаясь и оглядывая все внимательным взглядом, пересек разливочный пролет и поднялся к печам. Здесь он остановился и минут пять стоял неподвижно.
Первым человека в сером сюртуке заметил Афоня Шоров. Он сразу узнал бывшего управляющего и в первое мгновение испуганно поджался, но тут же справился и подозвал подручного:
— Беги за начальником. Видишь, гость пожаловал.
Савелов продолжал стоять, не меняя позы. Человеку, находящемуся в этом конце цеха, прежде всего бросались в глаза потушенные печи с черными глазницами смотровых отверстий. Оживленно было только в конце пролета, у третьей печи. Опытный глаз Савелова сразу определил: готовятся к выпуску плавки. Он сделал несколько шагов и привычно потянулся к карману, где лежала всегда бронзовая рамочка с синим стеклом. Рамочки не было. Савелов огорченно вздохнул. Он чувствовал себя так, как должен был чувствовать капитан, которого списали с корабля из-за непригодности к службе и которому вновь посчастливилось на короткое время увидеть родной корабль.
Опустив голову, Савелов пошел вдоль цеха, но вскоре опять остановился. Напротив две женщины разбирали тонкую кирпичную кладку стены, чтобы свежий воздух свободно проходил в цех. Одна молодая и, видимо, бойкая стояла на лесах и сердито говорила усатому плотнику:
— Видишь, шатается. Жалко тебе лишний гвоздь забить?
— Не хватает гвоздей, — оправдывался плотник.
— Не хватает, — передразнивает молодая. — А вчера у тебя в кармане что за гвозди нашли? Для себя припас?
— Да будет тебе, не унес ведь я их.
— Еще бы унес.
Женщина взяла стопку кирпичей и протянула другой, стоящей внизу.
— Да-с, — протянул Савелов и пошел дальше.
Несмотря на жару, у Ивана были сухие и холодные руки. Временами по спине пробегал лихорадочный озноб. Сказывались бессонные ночи и нервное напряжение. За последнее время он не знал ни одного спокойного дня. И оттого, что на душе было неспокойно, он никак не мог привыкнуть к своему новому положению. Он любил и хорошо знал мартеновскую печь и относился к ней как к живому существу, следуя в этом примеру своего отца. Став заведующим цехом, Иван в первые дни просто не находил себе дела и потому оставался на своем старом рабочем месте. Здесь было привычно и просто. Но вот одно за другим стали поступать распоряжения Делового совета, и Ивану пришлось оставить печь. Будучи от природы человеком сообразительным, он быстро освоился и в короткий срок упорядочил многие дела, связанные с организацией производства. Цех стал работать более уверенно.
Вскоре пришла телеграмма, и уверенность растаяла, как дым. Начались бессонные ночи, неудачи, голодное отчаяние и дырявые стальные листы, ржавеющие на шлаковом отвале. До каких пор это будет продолжаться? Где уверенность, что и эта плавка, за которой он следит, как за больным ребенком, не окажется негодной, как и предыдущие? Кто ответит? Марина? Она охотно бегает из цеха в лабораторию, где бедная Мадлен возится с тонкими пробирками, но знает она еще меньше, чем она. Марина задерживается в лаборатории всего на несколько минут, но они кажутся Ивану вечностью.
Недовольно и глухо гудит печь, сверкающей зыбью переливается жидкая сталь. Как узнать тот сложный и точный рецепт, по которому можно превратить мягкое железо в несокрушимую броню? Может, и впрямь у долговязого Петуха был какой-то таинственный порошок?