— И мой приход нельзя истолковать как проявление слабости испуганного человека или тем более как выражение солидарности с вами. Надо думать, что поступки людей полностью соответствуют их характерам. И вот какие-то проявления характера и толкнули меня на этот шаг.
Александр Иванович вздохнул и полез в стол за махоркой. В столе еще не успел выветриться запах дорогих сигар, и он с минуту держал ящик открытым. В кабинет долетали глухие удары. Это в лаборатории у Мадлен работал слесарь. Александру Ивановичу хотелось пойти туда.
— А теперь к делу, — сам себе сказал Савелов. — Ваш предшественник Шарль Гризон не любил длинных докладов. Экскурсы в психологию он вообще не терпел. Инженеры докладывали ему стоя, коротко и четко, как главнокомандующему.
— Очевидно, вы разучились это делать.
У Савелова дрогнули губы.
— Не в этом дело, — сказал он, сдерживая раздражение. — Сейчас требуется давать объяснение каждому своему шагу. Это вполне естественно, когда идет такая невероятная ломка понятий и нет устойчивого порядка.
Александр Иванович так потянул в себя дым, что затрещала бумага.
— Я знаю о трудностях, которые испытывает завод, и упрямое стремление людей, не имеющих знаний, достигнуть поставленной цели не может не вызвать сочувствия. Но мною руководило не только это.
— В чем все же дело? — настороженно спросил Александр Иванович.
— На заводе остался склад дефицитных материалов. Знают об этом два человека: я и инженер Гофман, — четко доложил Савелов, словно вспомнил порядки Гризона.
Только железная выдержка помогла Александру Ивановичу удержаться от восклицания.
— На складе есть все необходимое, чтобы получить любую марку стали. А главное — там есть никель. Ваши сталевары, кажется, недооценивают этот совершенно необходимый элемент. Разумеется, при этом не исключается наличие некоторых знаний и навыков.
— Чем вы и решили любезно поделиться?
— Я бы просил не искать в моих словах то, чего в них нет. — Савелов порылся в карманах и вынул большую связку ключей. — Подъезд к складу я покажу, — и бросил связку на стол.
Александр Иванович отодвинул стул, встал и заходил по кабинету. Савелов молчал. Александр Иванович остановился у конторки и оттуда спросил:
— Почему склад не был передан вместе со всем оборудованием?
— Об этом нетрудно догадаться. Таковы были указания Гризона. Задержка инженера Гофмана тоже не случайна. Вам бы следовало это иметь в виду. Насколько мне известно, он имеет распоряжение вывезти склад в первый же удобный момент. Пожалуй, такой момент может ему представиться. Адмирал Колчак успешно наступает. Французское правительство принимает в нем самое близкое участие.
— Что же побудило вас нарушить указание главного управителя?
Вопрос явно не понравился Савелову. Он нервно передернул плечами, потянулся к столу, взял ключи, повертел и бросил. Ключи, звякнув, скользнули по полированной крышке.
— Я не готовился к допросу, господин председатель. И позволю себе заметить, что вы не логичны. У вас едва хватило терпения слушать меня, а сейчас вы сами пытаетесь делать психологические анализы, хотя гораздо полезнее для вас научиться делать химические анализы стали.
Александр Иванович понял, что допустил промах.
— Насчет допросов вы зря, — дружелюбно сказал он. — я просто рассчитывал на откровенный разговор. Ведь что-то привело вас в этот кабинет?
Но Савелов, как видно, не собирался продолжать разговор на эту тему. Он обвел взглядом потолок, стены, остановился на зеленом абажуре и задумчиво сказал:
— Посветлее стало.
— Светлеет, Авдей Васильевич, по всей России светлеет. А Россию вы любите, я это знаю. И пора бы уж начинать служить ей по-настоящему.
Савелов резко повернулся.
— Вы много говорите о России, о русском народе, о его счастье, о его будущем, а сами не платите рабочим жалованье. И что всего удивительнее, народ молчит и терпит. Тогда как раньше достаточно мне было отказать вам в приеме на завод, и стачечный комитет пригрозил забастовкой.
Савелов не заметил, как перешел на удивленно-вопрошающий тон.
Александр Иванович, широко улыбаясь, прошел к столу, сел и, откинувшись на спинку стула, с чувством прочитал:
— «Идем! — крикнул Данко и бросился вперед на свое место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям… Все бежали быстро и смело, увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца. И теперь гибли, но гибли без жалоб и слез. А Данко все был впереди, и сердце его все пылало, пылало!» Это Горький.
— Не сомневаюсь, — с видом превосходства усмехнулся Савелов.