Марина упрямо разглядывала большую шляпку гвоздя в широкой половице. Так продолжалось какое-то время. Оно понадобилось для того, чтобы обдумать услышанное. Она должна отвести от себя подозрение. В словах Круглова она чувствовала вполне определенный намек, и это побудило ее немедленно рассказать о себе все. И как только она приняла такое решение, она гордо выпрямилась, побледневшее лицо ее стало спокойным, и в продолжение всего рассказа она нарочно настойчиво глядела в глаза Круглова.
Да, она часто приходила в дом Гофмана, потому что в последнее время он занимал только две комнаты, а в остальных их агитбригада готовила различные мероприятия. Да, незадолго до бегства Гофмана она была у Савелова. Ее покойный отец оставил у Савелова сундук с имуществом, и она приходила, чтобы забрать его. Этот приход не имеет никакого отношения к ее интимной жизни, на что весьма недвусмысленно намекнул председатель ЧК, по-видимому имея в виду дешевую любовную интрижку. Ей нечего скрывать по той простой причине, что у нее вообще нет никакой интимной жизни. Правда, в этот вечер Савелов ей говорил о своей любви, но она, как и раньше, отказалась от нее. Зачем приходил Гофман к Савелову, она точно сказать не может, но думает, что Авдей Васильевич не был инициатором этой встречи. Савелов и раньше презирал Гофмана, а тот, в свою очередь, хотя и побаивался управляющего, в душе ненавидел его. Она слышала, как, разговаривая с женой по-французски, Гофман ругал управляющего самыми последними словами и ссылался на Гризона, что тот якобы не зря не доверял Савелову. По ее мнению, Савелов честный человек и может сделать много полезного, если с ним поговорить по-хорошему. Во всяком случае, его не следует вызывать в ЧК и устраивать допросы.
Марина говорила долго и горячо. Круглов не перебивал ее, пока она не выложила все, что было у нее на сердце. Перед ним были ее широко открытые глаза, и ни разу ему в голову не пришла мысль, что эти глаза могут обмануть. И Марина видела, что он не сомневается ни в одном ее слове, и это придавало ей уверенность.
Среди многочисленных впечатлений, которые принес Марине этот день, особенно ярко выделялось одно. Это была мысль, да даже не мысль, а мечта о новом и чистом мире. Потому что вокруг было так много тяжелого и страшного, ей захотелось хотя бы в мечтах оставить все это позади и перенестись в этот другой новый мир. И когда она стала так думать, то своим воображением немедленно и в первую очередь перенесла туда Глыбова и Мадлен, Афоню Шорова, Алексея Миронова, потом Ивана Краюхина, и теперь вот еще этот чекист Круглов тоже должен быть в том другом мире. С виду Круглов суровый и строгий, но, в сущности, очень добрый и умный человек.
Об отце она не вспомнила ни разу.
Когда она наконец совсем замолкла, Круглов вынул изо рта трубку и, неожиданно перейдя на «ты», сказал:
— Теперь вот сама видишь — больше психологии, чем страха. Копаемся в чужих душах. В иную заглянешь, в ней тьма кромешная и холодом тянет, как из могилы. Такие, как ты, не часто встречаются.
Он встал, и сразу на нем все заскрипело: кожаная куртка, ремни, сапоги. Марине все больше нравился этот человек.
Она посмотрела на часы и подумала о том, что в мартене сейчас, должно быть, готовятся выпускать плавку.
— У вас работает телефон? — спросила она. — Я хочу сообщить, что пойду отсюда прямо на завод.
Александр Иванович взглянул на Ивана, понуро сидевшего по другую сторону стола. Иван был чист и подтянут, только лицо его приняло землистый оттенок да тяжелая тоска застыла в черных глазах. Боясь расспросов, он отвернулся и стал глядеть в окно. По заводскому двору ветер носил клочья сажи, тонко выли провода, и подрагивали оконные стекла.
Иван не поворачивался. Он посмотрел на пологий скат мартеновской крыши, на черную утоптанную землю перед воротами, куда убегали две поблескивающие полоски рельсов, и все это вместе со словами председателя оставалось где-то по ту сторону сознания.
Александр Иванович повысил голос:
— Главное, не нарушайте режим плавки. Инструкция написана подробно. Это у нас единственный контроль.
Иван скрипнул стулом, стал смотреть на зеленый абажур над столом.
— Подождем, что покажут сегодняшние испытания. Потом соберем совещание. Ты приготовься, — продолжал Александр Иванович.
Иван встал. В это время зазвонил телефон. Александр Иванович снял трубку. И сразу же по лицу его скользнула улыбка. Прикрыв рукой чашечку микрофона, он сказал:
— Марина.
— Где она? — Иван подался вперед, но Александр Иванович остановил его предостерегающим жестом. Наконец, положив трубку, он сказал: