Лида подошла к доске и стала читать Обращение Советского правительства. Сашке казалось, что она читает очень долго. Ему не терпелось. Хотелось немедленно что-нибудь предпринять, хотя что именно нужно предпринять, он плохо себе представлял.
— Что тут читать двадцать раз, и так ясно.
Лида не отвечала. Когда она обернулась, Сашка не узнал ее. Она была очень бледна, губы закушены и глаза совсем другие.
— Ты что? — спросил Сашка. — Войны испугалась?
— Дело серьезное, — подумав, сказала Лида.
— Только нас оно не касается, — пожалел Сашка. — Уж больно далеко мы от границы.
— Границу они уже перешли.
Вскоре по деревне прошел слух, что в Рузе записывают в народное ополчение. Сашка сразу решил, что это как раз то, что ему нужно.
— Ты из винтовки умеешь стрелять? — приставал он к Лиде.
— Стреляла из мелкокалиберной, только плохо.
— Ничего, — успокаивал Сашка. — Как только выдадут оружие, я тебя мигом обучу.
В Рузу было решено идти рано утром. Лида была уже готова, когда Сашка зашел за ней. Желтый в три окошка дом Лиды рядом с домом Леонида Дунаева. Между ними колодец, под окнами палисадники с непролазной зарослью сирени и акации. Прекрасны здешние места летом! Оттого и наезжает сюда дачников видимо-невидимо.
Леонид присоединился к ним молча. Даже не спросил ни о чем. Да и о чем спрашивать, если обо всем договорились заранее. Деревню покидали довольно внушительным отрядом. Когда вышли на шоссейную дорогу, Сашка заявил:
— Таким табуном двигаться нельзя. Надо построиться как положено, по четверо в ряд.
— Только, чур, девчонок назад, — потребовал Вовка.
— Это еще почему? — возмутились девушки.
— Ладно, — сказал Сашка. — Становись по росту. В армии закон для всех один.
Шли весело, в ногу. Где строй, там и песня. Спели «Если завтра война…», «Тачанку», «Три танкиста». Сделали небольшую передышку и город встретили «Катюшей». Сашка музыкального слуха не имел совершенно, зато кричал громче всех.
В военкомате ребят встретил старший лейтенант Михайлов. Сашка настоял, чтобы идти прямо к нему, потому что сам Михайлов ивановский, знает каждого как свои пять пальцев и тянуть долго не будет.
— Вот что, ребята, — сказал старший лейтенант Михайлов. — Идите-ка вы домой. Не до вас, честное слово, не до вас.
— Выходит, зря шли, — обиделся Сашка.
— Не совсем зря. Мы будем иметь в виду, что ополченцы у нас наготове и все до одного хотят сражаться. А теперь кругом и шагом марш.
— Тогда винтовку дайте, — не отставал Сашка. — Хоть одну на всех.
Но и винтовку не дали. После этого побывали в райкоме комсомола, а напоследок Вовка предложил зайти в милицию, но большинство отвергло это предложение. С милицией решили не связываться.
Обратно шли усталые и голодные. В один день отмахать почти тридцать километров — не шутка. Песен уже не пели. И не строились.
— Нечего было с девчонками тащиться, — ворчал Вовка Фирсов.
— Не в этом дело, — пояснил Леонид Дунаев. — Записывают только комсомольцев.
Сашка с Лидой шли сзади. Сашка виновато молчал и не вынимал рук из карманов. Для собственного успокоения сказал:
— Будем еще что-нибудь придумывать. Может, война еще не скоро кончится.
Вместо ополчения ребят стали посылать ремонтировать дороги. По дорогам в сторону Москвы потянулись войска. Угрюмые, осунувшиеся лица, грязные бинты, запыленные каски. Сашка ничего этого не замечал. Ему страшно не хотелось копать землю, и он цеплялся за каждый грузовик, пристраивался к колоннам. Нет, не берут. Где же справедливость?
А дома мать ругает. Бегаешь целыми днями. Воды некому принести. Попробуй жить в такой обстановке. Как же можно сидеть на месте в такое время?
Вечером Сашка пришел к Леониду. Во дворе на скамейке тихо сидела Лида.
Леонид выстраивал в ряд чурбаки от старых яблонь. Совсем недавно Иваново славилось своими яблоневыми садами. Но чрезмерно суровая зима сорокового года погубила старые сады. Яблони пилили на дрова.
Леонид взмахнул топором и, ударив по крайнему, самому тонкому и коротенькому чурбаку, расколол его пополам.
— Это Геббельс, — сказал он. — А вот толстый — Геринг, этот гладенький Риббентроп, а самый здоровый — Гитлер. Я его под конец оставил.
Два следующих чурбака Леонид одолел с небольшой передышкой. Зато последний, очень суковатый, никак не поддавался.
— Дай мне Гитлера, — попросил Сашка.