Пулеметчик-эсэсовец из команды штурмбанфюрера Хартунга, нагловато улыбаясь, глядел на майора Мезера.
— Мне нужна она только на полчаса, — говорил он и тыкал стволом пулемета в сторону Лиды. — Всего на полчаса, не больше. Тут рядом есть пустая комната. На том свете ей будет что вспомнить.
Мезер поморщился. Черт знает что. Эти парни привыкли безобразничать. Им уже не терпится. Но пусть не думают, что он будет поощрять их распущенность. Он выполняет свой долг и поступит так, как требует приказ. Она знает, что будет повешена, и молчит. Ему знакомо это фанатичное упрямство. Тут есть над чем задуматься. Во всяком случае, кем бы она ни была и чью бы волю ни выполняла, она заслуживает достойной смерти.
— Выводите! — приказал он конвойным.
На улице Лиду поставили рядом с толстой липой, у которой уныло обвисли голые сучья. В них печально посвистывал ветер. Рядом раскинулся заросший бурьяном пустырь. На этом месте когда-то стоял двухэтажный дом ее деда. Эта липа и еще несколько деревьев, от которых остались только пни, были посажены Фомой Яковлевичем Матвеевым. Глядя на пустырь, Лида вспомнила: ей было восемь лет, когда сломали дом. Среди развороченных камней разрослась белена. Они с мальчишками рвали ее и ели, думая, что это мак. Потом мать, завернув в одеяло, возила ее в больницу. Какие были глупые.
По другую сторону дороги находился магазин. Двери его были сорваны, и в проходе громоздились пустые ящики. Лида увидела ящик в руках Липатыча и отвернулась. Только не думать об этом. Иначе не выдержишь, закричишь, раздавленная страхом, и тогда…
Мезер, поеживаясь, стоял в стороне. Дул ветер, короткий день куксился и мрачнел, а невозмутимость приговоренной наводила на мысль о том, что она надеется на спасение. А что, если вернутся русские танки? В этой стране можно ожидать всего. Придется поторопиться.
А в это время Липатыч лихорадочно рылся у себя в чулане в груде разного старья. Тут были негодные противогазы и простреленные каски, кожаные подсумки и просто обрывки ремней — словом, все то, что можно было подобрать на фронтовых дорогах. Несколько раз ему попадалась веревка, сделанная из парашютного стропа. Липатыч пожалел ее и засунул подальше. Наконец он нашел длинный кусок сталистого немецкого кабеля, в нескольких местах посеченного осколками, и на нем остановил свой выбор.
…И все-таки она почувствовала страх. Он навалился на нее внезапно и сковал все тело, когда она увидела, как длиннолицый, стоя на ящике, привязывает кабель к нижнему суку липы. Вот он подходит к ней. Протягивает руки. И тогда она решилась.
— Я сама, — сказала Лида и шагнула к ящику.
Тяжелые кирзовые сапоги потянули ее книзу. На какое-то мгновение резкая боль затуманила сознание, но почти тут же она ощутила под ногами землю. Она выпрямилась и далеко за речкой увидела молодые елочки, обступившие поляну, на которой они играли в футбол. Рядом с ней кричали на непонятном языке, но это уже не имело никакого значения. Главное было в ней, в этих елочках и в сером небе над ними.
Мезер в бешенстве хлестал Липатыча концом оборванного кабеля.
До угла Липатыч пятился задом, потом повернулся и побежал, согнувшись и поминутно оглядываясь. Вернулся он очень скоро. На этот раз в руках у него был парашютный строп.
— Вот эта покрепче будет, — запыхавшись, приговаривал он, пробуя веревку на разрыв.
Во второй раз Лида встала на ящик, подняла голову и поглядела на сизо-мглистое небо. «Мама, ты поймешь меня. Я не могла иначе…»
Что-то щелкнуло у нее над головой. Немцы схватились за автоматы, и поднялась стрельба. Смятение вызвал камень, брошенный Вовкой Фирсовым. С самого начала казни он сидел за углом магазина и наблюдал за происходящим. Несколько раз он бросал на дорогу мелкие камни, которые добывал из развалившегося фундамента. Для чего? Он и сам не знал. Понимая свое бессилие, он строил планы спасения девушки. Вовка думал, что Лида заметит его знаки и поймет. Вот она рванулась, побежала. Вовка хватает ее за руку, и они мчатся под гору к реке. А там кусты и лес. А в лесу Вовка знает такие места, что и с овчаркой не сыщешь.
Он выбрал камень поувесистей и, приподнявшись, швырнул изо всей силы. Камень затрещал в ветвях, ударился о ствол и скатился к ногам Лиды. Длиннолицый выронил фотоаппарат и застыл на корточках. Вовке запомнился его огромный открытый рот.