Савелов поднял тяжелую голову и не совсем твердыми шагами подошел к окну. Большая колонна заводских рабочих заняла всю дорогу. Впереди колыхался красный флаг.
— Ишь, мерзавцы, беса тешат, — прошипел Фирс Нилыч, сбоку, из-за занавесочки, выглядывая в окно. — Со сборища идут, целым табуном.
— Да-а, — раздумчиво протянул Савелов, не отходя от окна. — Сила у этих есть. Да не та! Не на такой силе покоятся государственные устои.
— Авдей Василич, батюшка, уволь, неученый я, — взмолился Глотов. — Ты вот лучше скажи, что ж завод-то, так и будет стоять?
Не оборачиваясь, Савелов молча пожал плечами. Фирс Нилыч потоптался еще у него за спиной и заторопился домой.
В тот же вечер он привез к Савелову громадный кованый сундук с двумя запорами.
Глава вторая
Телеграмма
Первым, кто узнал о предстоящей национализации завода, был главный управитель Шарль Гризон. За несколько дней до того, как начала работать созданная совдепом комиссия по учету и приему заводского оборудования, главный управитель собрал у себя всех своих и русских инженеров.
Разговор происходил в обширном кабинете с изразцовым камином и огромными окнами, занавешенными плотными шторами. Углы кабинета тонули в полумраке. Две электрические лампочки в зеленых абажурах были низко опущены на медных начищенных цепочках. Они освещали большой письменный стол, телефон и два чернильных прибора. Голова Гризона оставалась в тени. Только длинные пальцы, нервно барабанившие по краю стола, выдавали его состояние.
— Господа! — сказал Гризон, не вставая с кресла. Он сжал подрагивающие пальцы и чуть подался вперед. — Я буду краток и откровенен. Обстановка, сложившаяся в этой несчастной стране, вам известна…
Дальше нужно было сказать, что правительство молодой Советской республики постановило считать завод государственной собственностью и передать его в руки народа. Подумав об этом, Гризон поморщился как от зубной боли и коротко сказал:
— Издан декрет о национализации завода.
Приподнявшись, Гризон толкнул вверх зеленые абажуры. Они взлетели высоко над столом. Стали видны висящие на стенах уральские пейзажи, писанные Ниной Гофман. Стенные часы показали восемь вечера.
Инженеры сидели вдоль стен на венских стульях с плетеными сиденьями. Некоторым русским специалистам не хватило места Они стояли тесной кучкой у дверей. На их лицах Гризон не видел недоумения, хотя кое-кто и смотрел на всесильного правителя с удивлением. Удивлялись тому, что Гризон прекрасно знает русский язык.
В кабинете становилось душно.
— Мы возвращаемся на родину, — продолжал Гризон, обращаясь к соотечественникам. — А вас, господа, — он повернул голову в сторону русских, — прошу подать прошения об увольнении. Содержание будет выдано вперед на тот срок, который потребуется для ликвидации этой азиатской Парижской коммуны.
Гризон криво усмехнулся.
Здесь же за письменным столом управителя на отличной французской бумаге были написаны прошения. Всем, кто ставил свою подпись, секретарь Гризона выдавал одинаковые пачки денег, независимо от того, был ли это простой мастер или заведующий цехом.
Инженеры расселись по прежним местам, ожидая разрешения уйти. Гризон встал.
— Завод должен погибнуть, — мрачно сказал он. Сухое лицо его казалось каменным. — И он погибнет, неминуемо и неотвратимо, как в бурю гибнет корабль, лишенный управления. Завтра не загудит гудок, потухнут печи, остановятся станки и паровозы. Так нужно! Остальное сделают воровские руки чумазой черни.
Гризон так же резко опустил лампы и сел. Инженеры стали расходиться.
Через полчаса Гризон вызвал к себе Авдея Васильевича Савелова. Разговор был почти такой же, что и с инженерами, только в более любезной форме и с тою разницей, что Савелову Гризон предложил выехать за границу.
— Для вас там найдется место, где вы сможете применять свои знания и опыт.
— Благодарю за честь, — сказал Савелов, почтительно склоняя голову. — Не поеду.
Чуть заметная усмешка тронула сухие губы Гризона. Неподвижное лицо его неожиданно оживилось. Он с интересом взглянул на Савелова, как глядят на ребенка, впервые столкнувшись с его упрямством.
— Вас первого расстреляют большевики, — раздельно произнес Гризон, и лицо его снова стало каменным.
— Может быть, — спокойно согласился Савелов. — Но сделают они это здесь, на русской земле.
Гризон молчал. В камине разгорались сосновые поленья. Отблески огня дрожали на старом паркете. Мирно тикали часы. Ни одним звуком не нарушалась тишина.