Женщина перехватила его изучающий взгляд и заметила, что этот реквизит нового времени не меняет сути. Хотя, наверное, для того, чтобы это уяснить вполне, надо все же немного обвыкнуться, пожить здесь, на горе.
— А часы как раз остановились на колокольне, — вдруг вспомнил Косточкин.
— Нет Времени в часах, как Бога — в храме, — проговорила женщина. Это было похоже на цитату. По крайней мере, звучало напевно. Или просто ее голос стал нечаянно певучим. — Время на горе не зависит от этой колокольни.
Косточкину не хотелось просто так уходить, он медлил, не зная, что сказать… И наконец решился.
— Вы не будете возражать, если… — с этими словами он полез в сумку.
Но женщина его прервала:
— Буду, — быстро проговорила она, почему-то озираясь по сторонам.
— Нет, я просто хотел…
— Это совершенно ни к чему! — резко и твердо заявила она.
Косточкин обмяк, убрал руку с сумки.
— Понимаю, что выгляжу для вас экзотично, но, знаете что, молодой человек…
— Меня зовут Павел Косточкин.
— …знаете, Павел Косточкин, советую вам фотографировать не всякую рухлядь вроде меня или этих заборов, а кое-что более интересное.
— Например? — тут же спросил он.
— Да вон же — стена, башни, Веселуха…
— Что это такое? — не понял он.
— Веселуха? — переспросила она, взглядывая на него удивленно. — Это башня. Тут у каждой башни свое имя, а то и несколько.
— И где эта Веселуха?
Женщина кивнула в сторону далекой крепостной стены.
— Самая последняя башня на том участке, напротив семинарии. Но не сейчас, — добавила она.
— Что? — не понял он.
— Фотографируйте. А пораньше утречком. Будет солнце, может повезет снять луч Веселухи. Он рассекает здесь все, — сказала она, обводя окрестности рукой.
— Ну вот, — проговорил Косточкин, — а я собирался вечером уехать, завершить миссию.
Она быстро взглянула на Косточкина.
— О, и какая же у вас миссия?
— Фотографическая, — сказал Косточкин, похлопав по сумке.
— Понятно.
— А мне не все, — сказал Косточкин. — Вот, к примеру, почему такое название? Веселуха?
Пес за изгородью вдруг как-то переменил дыхание, да, задышал чаще, жарче, внезапно побежал вдоль ограды. Женщина оглянулась. На дороге, опоясывающей гору посередине, появился автомобиль белого цвета, старая советская «Нива». Женщина побледнела и, нагнувшись, взяла ведро, другой рукой отперла калитку, забормотала:
— Ну, мне пора, всего хорошего.
Косточкин растерянно глядел на нее.
— Идите, идите, всего хорошего, — бросила она через плечо.
— Спасибо… До свидания, — проговорил он и двинулся по улице дальше.
Калитка хлопнула. Косточкин оглянулся, вспомнив о свирепом псе. Но калитка уже была закрыта. Женщина поднималась на крыльцо. А к ее дому подъезжал автомобиль. Косточкин отвернулся и зашагал себе вперед. Или назад. Кто знает. Автомобиль так и не обогнал его. Наверное, возле той калитки и остановился. Из любопытства Косточкин снова оглянулся, но уже ничего не увидел, кроме крыши с тарелкой. Не возвращаться же, чтобы посмотреть. Какое ему дело.
И он направился в сторону шумной дороги.
4. Смутный образ
Косточкин побывал на пешеходном мосту через Днепр, прошелся по набережной, судя по всему отстроенной только что. Набережная была многоуровневой, с затяжными спусками к реке. Эти бетонные спуски напоминали ходы лабиринта и выглядели диковинно безвкусно. Бетонные тумбы представлялись какими-то памятниками сталинских лет, пьедесталами без скульптур. Положение спасала только крепостная стена. Кирпичи были почерневшими, позеленевшими, замшелыми, вдоль стены шла шеренга фонарей, возможно вечером, когда они загорятся, все преобразится… Ну по крайней мере на мосту жениха и невесту точно можно сфотографировать. Мост всегда романтичен, соединение берегов, судеб, дорог. Они могут идти навстречу друг другу. А потом вместе. На заднем плане — собор на горе.