Широкий язык Мглы прошелся по моему лицу, заставив очнуться. Морда волчицы виделась смутно. Я моргнула, не понимая, почему. Потерла глаза кулаками. Холодный нос ткнулся мне в лоб. Обняв волчицу за шею, я пытаясь собраться с мыслями. Что же случилось? Последние события начисто исчезли из памяти. И что у меня со зрением? Может мы ехали по лесу, и я стукнулась головой о низко растущий сук?
Было темно. Я отстранилась от Мглы и огляделась по сторонам. Тут-то воспоминания и возвратились – рядом с почти затухшим костром лежали два бездыханных тела.
О стихии и духи! Кенрал! Неужели он умер! Я на четвереньках подползла к гвардейцу. Грудь человека равномерно вздымалась. Спит. У меня вырвался вздох облегчения.
Плащ, лежавший на сумках возле костра, успел благополучно высохнуть. Я укрыла им Кенрала, а сама устроилась на старом месте, прислонившись спиной к дереву. Костерок, обрадованный свежей еде, яростно накинулся на сухие ветки. Яркие языки пламени расплывались в глазах, я прикрыла веки. Интересно, какие глаза получились у Кенрала. И стоило ли все это моих страданий. Потянувшись привычно поправить перстень, я вспомнила, что убрала его.
Мгла, почувствовав мое желание, принесла нужную сумку. Покопавшись в кармашке в кармашке, я выудила своего любимца. Там же лежало еще несколько самоцветов, оправленных и россыпью. Страсть к собиранию камней появилась у меня в детстве, когда брат приемной матушки привез откуда-то с юга не ограненный коричневый камешек, сиявший сотнями крошечных золотых искр. Мне казалось, что я держу в руке кусочек солнца.
– Что это? – спросила я.
– Самоцветный камень. Называется авантюрин.
Я очень быстро заметила, что этот небольшой камешек умеет хорошо поднять настроение, помогает обрести бодрость духа и ясность ума, может снять головную боль, если положить его на лоб, или унять сердцебиение.
А позже, когда в Академии нас учили работать с самоцветными камнями, аккумулировать в них энергию, использовать заложенные природой свойства и превращать в обереги и талисманы, эта страсть разгорелась с новой дикой силой. Я скупала камни у ювелиров горстями. Авантюрины, хрусталь, обсидиан, змеевик, лазурит, амазонит, раух-топазы, жадеиты, нефрит, яшму и, конечно же, агаты. С этими у меня получалось лучше всего.
Тот же камень, оправленный в старое потемневшее серебро, что сейчас у меня на пальце, мне подарила моя приемная матушка на совершеннолетие. Такого я не видела никогда, хотя пейзажные агаты встречались в моей коллекции. Казалось, на огромной черной скале растет могучее дерево с алой кроной, теряющейся в туманной дымке белых облаков.
За время моего пребывания в Ллинн-Хейме эта страсть несколько поутихла. Ллинн-хеймцы не признают ни самоцветных, ни драгоценных камней, делая исключение лишь для янтаря и гагата. Но эти камни меня никогда особенно не интересовали. Сейчас же я предчувствовала с трепетом свой поход в ювелирную лавку.
Рассвет приближался, становилось все холоднее и холоднее. Я обняла Мглу, притулившуюся ко мне сбоку, и не заметила как заснула.
Разбудил меня дикий крик. Кенрал сидел и пялился в пространство.
– Что же вы все орете-то! – недовольно сказала я, вспомнив еще одного исцеленного. Голова была тяжелая и пустая, все тело от неудобной позы затекло. Хорошо хоть зрение почти восстановилось.
Кенрал повернул лицо с круглыми глазами в мою сторону. Не знаю, какие глаза были у гвардейца до встречи со мной, но сейчас они стали почти точной копией моих – темно-зеленые, прозрачные, с золотыми лучиками вокруг зрачка (это уже от Мглы). У светловолосых вилийцев никогда не бывает таких глаз.
– Я вижу! – Кенрал поднес руки к лицу. – Как такое возможно? – он ощупал лицо, ища возвращения боли, прикоснулся к вискам. – Или я сплю?
– Нет, ты бодрствуешь.
Только тут вилиец обратил на меня внимание по-настоящему. Кенрал вскочил, ощупывая пояс в поисках оружия.
Откуда-то появилась отлучавшаяся Мгла. Почувствовав враждебность, волчица напряженно застыла на краю полянки.
Взгляд гвардейца переметнулся на нее. Рука продолжала шарить по поясу.
– Свое оружие ты потерял где-то в лесу, – сказала я, поднимаясь с корня, на котором сидела. Спина и все, что ниже, казались чужими.
– Ллинни! – и это все, что он может сказать в благодарность за исцеление?
– Ну да. Ну и что? – не обращая внимания на застывшего гвардейца, я принялась собирать вещи. Выдернула из-под его ноги свой плащ, может еще удастся отстирать. Кенрал отшатнулся.
– Что ты делаешь здесь? В Вилии?
Я посмотрела в глаза, так похожие на мои собственные, да они и есть мои.
– Излечиваю всяких неблагодарных вилийцев.
Кенрал вздрогнул и машинально потянулся рукой к лицу.
– Так это сделала ты?
– Я, – я оседлала Мглу, прикрепила к седлу сумки.
– Куда ты? – как-то растерянно спросил он.
– В Вилом.
– Могу ли я просить тебя еще раз о помощи?
"С чего это такая снисходительность к ненавистной ллинни? Просьба о помощи!"
– Чем я могу тебе помочь?
– Тело Ровинара надо доставить в город, чтобы вернуть родственникам. Это все, что я могу теперь сделать для него.
– Хорошо, но придется сделать волокушу. Мгла не согласится везти на себе мертвеца.
Почему я так легко согласилась помочь ему? Я ведь лечила его. В Ллинн-Хейме вообще есть такой забавный закон – если ты удостоен милости спасти кому-то жизнь, то этот человек становится как бы твоим младшим родственником и ты и дальше обязан заботиться о нем. По воспитанию я вилийка, но видно это в крови.
На волокушу пошли две с трудом найденные молоденькие сосенки и все тот же многострадальный плащ. Наша похоронная процессия отправилась в Вилом. Мглу не нужно было вести под уздцы, как какую-нибудь норовистую лошадку, но присматривать за капризной волчицей все же приходилось. Кенрал шел сзади, следя за тем, чтобы тело не вывалилось.
Вскоре лес остался позади, перед нами расстилались поля и холмы Вилии. Из-за ив, скрывавших русло небольшой речушки, притока Велеи, медленно вставал красноватый диск солнца. Серый мир окрашивался нежными розоватыми красками. Над нами, сердито стрекоча, пролетела сорока. На горизонте вырастали серые крепостные стены Вилома и его пестрые крыши.
– Скоро будем в городе, – сказала я, придерживая разогнавшуюся волчицу за загривок. Мне хотелось расспросить Кенрала о нападении в лесу, гербе с тремя колосьями и тремя вепрями, таинственном Красном мастере, любившем ради развлечения выкалывать людям глаза, но я боялась наткнуться на подозрительность вилийца. Как странно. В Ллинн-Хейме меня считали вилийкой, а в Вилии – ллинни. Ни там, ни там, как говорится.
Когда до ворот оставалось не более пятидесяти шагов, я остановила Мглу. Кенрал вопросительно на меня уставился.
– Подожди! – я порылась в сумке и вытащила орден, похожий на грубовато сделанную брошь. Бриллианты и сапфиры – ничего стоящего, с моей точки зрения. Не мешало все-таки подстраховаться. Я приколола свой орден Героя-защитника к куртке.
Кенрал стоял с открытым ртом, кажется забывая дышать. Гвардеец смотрел на мой орден. Тут на его лице появилось выражение озарения.
– Госпожа Синнора!
Пришла моя очередь пялиться на гвардейца.
– Откуда ты знаешь, кто я?!
Кенрал усмехнулся.
– Только одна ллинни, прошу прощения, ллинн-хеймка имеет орден Героя-защитника. Синнора Эстайя. Дочь Лидоры Эстайя, ректора Академии магических искусств. Простите мне мою недогадливость и неучтивость. Я был слишком потрясен произошедшими событиями.
– Откуда простой гвардеец знает все это? – удивилась я.
– Да это все знают. О вас и ваших друзьях легенды ходят, – Кенрал походил на мальчишку, которому удалось прикоснуться к чуду. – Рад, что вы вернулись в Вилию!
Вот так-так.
Однако что-то мы застоялись на дороге, мешая проезду. Вилийские купцы объезжали Мглу чуть ли не по обочине, хотя тракт был весьма широк. Крестьяне, направляющиеся в город, делали оберегающие знаки, среди стражников у ворот началась какая-то суматоха.