Слава Богу, ужин подходил к концу. Сейчас она запрется в комнате, и ей станет легче. Можно будет расслабиться и прийти в себя. Быстрее в постель!
…Она увидела себя посреди темной, ужасной пустыни с поднимающимися повсюду красными песчаными холмами, с высохшими колодцами, наполненными предсмертными криками невидимых птиц. Ее безжалостно хлестал обжигающе горячий ветер. В небе блеснула зигзагом черная молния «индигу», молния-убийца. Пейдж сжалась в комок и закрыла лицо руками. Стало нечем дышать. Она была в эпицентре страшного кошмара, похожего на приступ клаустрофобии. На ее лицо опускалось облако красной пыли. В глубокой темноте, среди чернильных теней, бродили, Что-то бормоча, огромные силуэты — курунгура — ужас, принявший человеческое обличье. Очень близко она почувствовала чье-то присутствие, услышала чье-то дыхание — от всего этого волосы у нее встали дыбом. Издав сдавленный крик, Пейдж ринулась вперед, упав при этом с постели. Сердце отчаянно колотилось, было страшно открыть глаза. Она уговаривала себя, что это просто страшный сон, но тело отказывалось повиноваться ей. Ей было жарко, ее всю трясло. С трудом встав, она включила свет. Боже, ну и ночь! Вряд ли она сможет опять уснуть, этот кошмар к ней вернется. Пейдж подошла к окну и попыталась увидеть небо. Ни одной звезды! Ветер, похоже, ничуть не стих. Она закрыла лицо руками, как это было во сне, и дала волю слезам.
Они катились по ее щекам, но, казалось, тут же мгновенно высыхали. Плакала она от жалости к самой себе, от переутомления и еще от чего-то, чему не было названия. Поплакав, она подошла к небольшому умывальнику, умыла лицо, промокнула остатки влаги полотенцем, издавая странные, всхлипывающие звуки. Утром она будет совершенно разбитой, не чета Тайрону Бенедикту, ей не выдержать их словесный перекрестный огонь.
Уверенный стук в дверь напугал ее. Пейдж обернулась на стук, несколько секунд ничего не соображая, затем накинула на себя желтый кружевной пеньюар. Все еще не придя в себя, подошла к двери, повернула ручку и рывком открыла ее.
В дверном проеме возвышался Тай Бенедикт, мрачный, высокомерный, глаза метали молнии. Он был в узких джинсах, небрежно застегнутая рубашка с поднятым воротником придавала ему какой-то залихватский вид. Она стояла, прикованная к месту, с зачарованным, как у маленькой девочки, лицом, затем вдруг почувствовала неожиданную слабость и сердцебиение.
— Да? — спросила она, немного краснея, сердясь на себя, еще больше сердясь на него, но все же слегка извиняющимся тоном.
Он странно смотрел на нее среди неловкого молчания, затем лицо его изменилось.
— В чем дело, малышка? — коротко спросил он. — Этот день и без того был долгим. Всему есть предел.
Он прошел мимо нее в комнату, высокий, широкоплечий, поднял с пола подушку и бросил ее обратно на постель.
— Ну так в чем дело? — обернулся он к ней, хмуря брови.
Пейдж прижала кружевной воротник ближе к горлу. Ей захотелось убежать, спрятаться, только бы не видеть его лица.
— Простите! — неуверенно произнесла она. — Я, кажется, не могу…
Он грубо оборвал ее.
— Хватит с меня, куколка, посреди ночи можешь позволить себе быть честной. Чего стоил этот твой сдавленный крик, а это жалкое хныканье… Как будто котенок скребется в дверь. Какой мужчина это выдержит?
Она прикусила дрожащую нижнюю губу, не в состоянии взглянуть выше жемчужной белой пуговки.
— Я очень сожалею об этом, поверьте мне. Я знаю, мое поведение недостойно, но я чувствую себя будто околдованной. Вот уж не думала, что вы услышите.
Он коротко рассмеялся.
— Дитя мое, я вырос здесь. Я бы услышал, как упала булавка.
Она почувствовала, как растет вдруг в нем внутреннее напряжение, становясь угрожающим.
— Простите! — беспомощно повторила она, грациозно и трогательно всплеснув руками. — Во всем виновата ночь, пыль, жара. Этот ветер, «винира» или как вы его там называете. Я немного сошла с ума. Я вообще ненавижу ветер — он лишает меня равновесия.
Глаза Тайрона мельком остановились на ее маленьком, осунувшемся лице, и он на секунду расслабился.
— Должен признать, это не каждый выдержит.
— Ах, прекратите смеяться надо мной! — неожиданно ожила она, и глаза ее заблестели. — Вы так уверены в себе, так свободны в окружающей обстановке — непобедимый барон-скотовод. Это просто сводит с ума! Я чувствую себя не женщиной, а какой-то размазней. Но вы же знаете, что женщины отличаются от мужчин. — Она откинула голову назад, ожидая возражений.