— Кто?..
Вздох был коротким, как стон.
— Это ты… — отвернувшись к окну, Сашка пожал тощими плечами. Сёрен решила, что тяготит его, и заторопилась. Молнии сверкали над Кромой, отражаясь в мокрых черепицах, как в зеркалах. Их пляска завораживала.
Девушка между тем нащупала ржавую скобу на стене, затянула на ней веревочный узел. И стала высматривать при вспышках, куда бы еще закрепить веревку.
— Сёрен, — обернувшись, позвал Сашка. Рубаха на его груди, лицо, волосы промокли насквозь. Он отер лицо локтем. Усмехнулся. Сёрен удивилась, что видит его так отчетливо. И застыла. Сашка держал меж ладонями круглую золотую молнию. Перекатывая слегка, будто горячий корень земляного дерева. Упал под ноги Сёрен конец веревки.
— П-пожар б-будет, — она чувствовала, что голос звучит жалко, страх тугим комком закупорил горло.
— Нет, — Сашка широким взмахом отправил молнию за окно. — Не бойся меня.
Он закрепил веревку, несколько раз протянув ее через чердак. Стал вынимать из корзины и развешивать белье — аккуратно, точно прилежная хозяйка. Сёрен, оттаяв, принялась ему помогать. И молчала.
— Ты не думай… — Сашка в упор взглянул на нее синими глазами — лишь чуть менее яркими, чем у самой девушки. Потянулся к веревке, их плечи соприкоснулись. Плечо Сашки оказалось теплым и твердым. И Сёрен разревелась.
Она вытерла лицо жестким передником, от чего разгорелись щеки.
— Знаешь… Сольвега…
— Что?
— Нашла покупателя на зеркальце. Велела мне идти. А я Кромы не знаю.
— Зачем? — спросил Сашка. Казалось, он только сейчас почувствовал, что промок. Вздрогнул, обхватил накрест руками плечи. И опустил голову.
— Едоков в доме сколько, мужики да кони, Ястребу дозвол на лечьбу не дают… — девушка поняла, что повторяет Сольвегу слово в слово, и осеклась.
— Да, из меня работник никакой. Обуза.
— Сашка! — Сёрен притиснула к себе обе его тяжелые ладони и проговорила едва слышно:
— Я ее боюсь.
Не успела взойти над коньками крыш после дождя серебристо-розовая луна, как дверная колотушка отчаянно загремела в бронзовую оковку входной двери.
Громко замяукал рыжий кот. Юрий-знаменщик, держа на отлете очажные щипцы с пылающей головней, откинул засовы верхней створки. Освободившейся рукой потер сонные глаза.
— Что, пожар? — спросил сердито дед, сбежав следом за ним по кряхтящей лестнице.
— Хуже, — хмуро ответил внук.
На крылечке дрожал худосочным телом посланец отцов-радетелей, которого Юрий так неудачно уронил какое-то время назад. Тогда посланец домогался от Юрия портрета прачки и закончил утро в канаве. Теперь же висел на костылях, изображая собой статую уныния. На опухшем лице блестели под луной дорожки слез. Молодой знаменщик остервенело прибил на щеке комара. Головня качнулась. Шпион дернулся и сел на зад.
— Уп-поваю… — проблеял он.
Юрий сморгнул:
— Интересно. Сам уйдешь, или тебя стукнуть?
Рыжий котяра выпрыгнул и потерся бакой об украшенное заплатой колено упавшего.
— Уповаю… — худосочный притиснул ручки к груди. — Караул…
Ястреб взглянул на выкрутасы кота, решительно сгреб страдальца-шпиона за воротник и дернул в прихожую. Юрий злобно хлопнул створкой.
— Ну? — спросил он, зевая.
— Жену жребий… — шпион всхлипнул и вытер нос.
— Иди! — Ястреб Крадок пинком направил незваного гостя в нужную сторону, тщательно избегая как падения того в ноги хозяевам, так и лобызания рук. Вялого хромца пришлось почти нести.
Юрий разворошил угли в очаге. К нему подтянули скамьи и, наконец, избавились от груза, который стонал и подванивал. Коту приключение, похоже, нравилось. Он обнюхал гостя со всех сторон и заурчал.
— А теперь коротко и внятно. Ночь на дворе.
Зубы гостя стукнули о край глиняной кружки.
— Жену вечером пришли… по наш черед… он!
— Не понял, — сказал Юрий.
Бывший посланец ратуши заплевался ядом, виня знаменщика во всех несчастьях, в том, что лишен места и должен отдать жену. Рыжий Разбойник испуганно дернул за поставец. Занавеска в дверном проеме качнулась. Тумаш с закрытыми глазами стал у косяка. Его скрюченные шишковатые пальцы потирали обритую голову. Кисточки на вороте ночной рубахи колыхались дыханием.
Внук Крадок невольно хмыкнул.
— Мне поспать дадут?!
— Видел? — спросил Ястреб лукаво, указывая гостю на Тумаша. — Грозен хозяин…
— Авой!! — шпион бухнулся со скамьи и стал лобызать Тумашу ноги. Тот отпрыгнул, шаря за отсутствующим мечом, и, наконец, проснулся.
— Издеваетесь? — набычился он.
— Да горе у человека. Если не врет.
— Помоги-и… — шпион-неудачник ерзнул по мозаикам. — У тебя жена молодая, спаси…
— Сдурел?
— Велге к паутиннику идти! Жене! Не поможет кто — помрет к вечеру!
Ястреб сжал в кулачище правую ладонь:
— Что?!!
Тумаш отобрал у Юрия чашку с вином, сделал огромный глоток и совершенно внятно спросил:
— Что будем делать?
Вернулся кот. С мурлыканьем потерся о ноги Тумаша. Юрий с дедом переглянулись. Хромой шпион, все еще сидя на полу, водил за ними глазами, словно кошка в ходиках. Потел. Хрустел пальцами.
— Врет, дрянь хромая…
Худосочный полез в складки упелянда. Под судорожными движениями треснула, поползла хилая ткань. Внук Крадок при свете огня разглядел сосновую палочку-жребий с выжженным узором: черта, черта, молния…
Шпион всхлипнул. И короткий звук этот верней, чем жребий, убедил мужчин в его честности.
Юрий Крадок потянулся, развел широкие плечи и откинул назад голову, взметнув вороными кудрями:
— Выходит, опять мне идти!
— По гроб жизни, отслужу!! — гость с воем распростерся на полу. — Довгяла меня звать. Довгялы всегда…
— Юрий! — выговорил Ястреб.
— Ну, ходил, — внук закатал рукав, обнажив две красных ямки-следа на правом запястье. Дернул ртом: — Потом, правда… в омут. Но она, государыня… на берегу… удержала. Рисовал!..
Несчастный Довгяла пискнул не к месту:
— Не умею!
От него отмахнулись с досадой. Дед и внук смотрели друг на друга с одинаковым упорством.
— Нельзя тебе, — сказал младший Крадок. — Под обрядом ходишь.
Котище, отираясь при Тумаше, выгнул спину. Пограничник погладил его скрюченными пальцами. Втянул носом воздух.
— Я… иду.
Крутанул бритой головой, словно ожидая возражений. Ястреб промолчал, оценивающе прикусив угол рта.
…Не слушая благодарного лепета хромого шпиона, Тумаш сжал сосновую палочку-жребий и потянул на себя тяжелые резные двери кромской ратуши.
Похожий на окосевшего барсучину магистрат, пару дней назад вымогавший деньги у Юрия Крадока, оглядел гостя единственным нежно-голубым глазом и стыдливо затолкал носком сапога под стол песчаный холмик.
— Похвально. Да. Оружие есть? Металлы? Камни?
Тумаш отрицающе качал головой.
— Пройдите туда.
За низкой дубовой дверью оказался голый, как в бане, каменный зал, только что без очага и купальни. Подковки сапог звонко цокали о пол. Тумаш остановился посередине, оглядываясь, тоскуя, что безоружен. По телу разливалась липкая тягость. Пограничник ждал стоя довольно долго. Наконец из-за каменного столба, подпирающего свод, вышел худой высокий мужчина в гербовых цветах Кромы. Его волосы были седыми, лицо в морщинах, но спина жесткая и прямая, и стариком его мог счесть разве что глупец. Пришедший окинул Тумаша взглядом, оценил всего и сразу, как на древнем невольничьем торгу в Шемахе. Забрал жребий. Длинным зонтиком на костяной ручке стукнул о пол.
— Раздевайся. Догола. Кто ты Довгяле?
— Никто.
— Правильно. Почему лекарь Крадок сам не пришел?
Тумаш промолчал.
Брезгливо прикасаясь пальцами, отец-дознаватель перетряхнул одежду пограничника, ощупал швы.
— Одевай штаны и рубаху. Остальное получишь на обратной дороге. За мной.
Еще можно было сбить магистратского служителя с ног, развернуться и бежать. Двери не запирали. Но вязкое ощущение подстроенности этой легкости заставило Тумаша сжать кулаки. Он пошел, как сквозь кисель; каменный пол морозил босые ноги, иногда поднималась пыль. Каменные лестницы ратушных погребов были бесконечны и бестолковы. Провожатый то удалялся вперед, обозначая себя лишь колыханием пламени походен в гнездах и слепым постукиванием зонтика, то вдруг показывался кривопалому пограничнику жесткой и совсем не беззащитной спиной. Словно играл. И получал от этого удовольствие. Ступни Тумаша совсем заледенели. Он наклонился, растирая их. И понял, что остался один.