Когда дед объяснял мне про антимагические амулеты, то говорил, что они тоже не всесильны. Эти игрушки рассеивают магию, направленную на владельца. Непосредственно на владельца. Все остальные чары они не трогают, иначе людей с подобными «украшениями» не пускали бы в помещения, содержащие мало-мальскую магию. Так что и на них нашлась управа. И называлась она косвенная магия. Например, ты магичишь на дерево, и оно падает на владельца амулета. Соответственно никакого защитного действия не будет. Заклинание было направлено на дерево, а не на владельца.
Так и здесь, я накладывал заклинания на пол, на воздух, всячески замедляя и мешая черным добраться до меня, в то время как сам расправлялся с одним-двумя противниками. Нет, один на один я бы составил им конкуренцию, но вот так вот, скопом на одного… кроме того, правила в нашей схватке отсутствовали, как таковые. Вернее, было всего одно — нет никаких правил. Хорошо, что еще браслеты не снял, иначе бы без переломов не обошлось…
— Стоять!!! — Голос не то что прогремел, буквально ввинтился в уши. Меня отбросило в сторону, как и моего противника. Хотя тот отлетел раньше, получив удар в грудь.
Я стоял посреди пустого пространства, сжимая в каждой руке по с-кешеру и тяжело дыша. Когда успел обзавестись дополнительным, в упор не помню. Противников осталось всего двое. Радует, но, если учесть мое состояние, я сдохну раньше.
В проеме двери стоял Миксааш, сложив на груди руки и гневно сверкая глазами. Именно он прервал наше развлечение. Интересно, это он сам орал или кого-то попросил? Но вопрос я задать не успел, темный Лорд властно приказал:
— Элхар, немедленно вернись в свою комнату!
Вот так вот, это меня, такого страшного и ужасного, прогоняют. Только остающимся тоже разгона не миновать. Ишь, как Миксааш ноздри раздувает. Но останавливаться и слушать совсем не хотелось. Тело настоятельно требовало отдыха. Если честно, то только гордость не давала мне завыть прямо тут.
Буквально пулей долетев до собственной комнаты, я рухнул на кровать и до хруста закусил край одной подушки. Иначе точно бы заорал в голос. Бобик залез на кровать, тревожно заскулил, тыкаясь носом в щеку. Затем принюхался ко мне и стал лизать места ударов. Я вогнал когти в кровать и заколотил хвостом по полу. Больно, твою ж налево! Однако когда первый приступ прошел, наступило заметное облегчение.
Не знаю, почему так, ведь открытых ран не было. Чешуя прекрасно справлялась с защитой, однако удары ощущались. Ничего, вот подучусь… Додумать не успел, Бобик занялся другим ноющим местом, и все повторилось сначала. Правда, теперь еще на виски легли прохладные ладони, и боль как-то отодвинулась.
Недоуменно подняв голову, я наткнулся на сочувствующий взгляд Тин. Лихорадочно огляделся, но больше никого в комнате не было. И хорошо. Не хотелось бы перед рессами показаться вот так, колотя хвостом по полу от боли.
— Не дергайся, — попросила девушка, сосредоточенно прикусив губу. — Я пока плохо умею…
Пришлось вновь улечься на живот и на всякий случай вцепиться в покрывала. Приступы повторялись еще несколько раз, но уже не такие оглушающие. Оказывается, я пропустил несколько сильных ударов. Остальные даже не почувствовались. Наконец медицинские процедуры закончились. Я свернулся клубком на кровати, почесывая за ухом млеющую псину, а Тин все так же сидела рядом, подобрав под себя ноги.
— Спасибо, — искренне благодарю, невольно передергивая печами. Воспоминания не самые приятные.
— Извини… — Девушка упрямо разглядывала исключительно покрывало.
— Э… за что? — недоумеваю. Действительно, за что ей извиняться-то?
— Я не должна была смеяться, — поясняет она, бросая на меня косой взгляд. М-да, кажется, я что-то пропустил. Настораживаю гребни, однако от соседки тянет только виной и симпатией, что ли?
— Да ладно, я действительно выгляжу смешно во всем этом, — примирительно машу рукой. Кстати о примирении, а когда ужин? А то что-то есть хочется…
Тин еще раз искоса взглянула на меня, но ничего не сказала. Она явно хотела о чем-то поговорить, однако не решалась начать. Потому смотрела на что угодно, только не на меня.
— Говори уже, — не выдерживаю ее терзаний. От такой бури эмоций у меня голова болеть начинает. Причем сильно так.
— Эл… ты… — мнется она, теребя какое-то покрывало. Ткань не выдерживает и расползается на ленточки. Угу, это же об него я уже успел когти поточить. Девушка испуганно оглядывается на дверь и засовывает останки поглубже.
— Ну? — нетерпеливо подгоняю, а то мы так ни до чего не договоримся.