Дом нового хозяина Иш-Чель располагался на самом краю центрального острова. Немного места, около шести шагов в ширину было отведено внутреннему дворику, а остальное место занимали огромный сад и огород, расположенные на больших плавучих островах, соединенных между собой маленькими мостиками. Вдали виднелись аккуратные домики из кирпича, изготовленного из речного ила, крыши были покрыты тростником. Всё было добротным, чистым и прочным. Ощущалась крепкая рука рачительного хозяина или хозяйки.
Седой раб привел Иш-Чель на самый край плавучего острова, где стоял маленький, практически крохотный домик в окружении цветов.
— В этом домике никто не живет, так что располагайся, госпожа. Вода в озере чистая и теплая сегодня. Через два дня будет баня, и ты сможешь хорошо попариться… Через некоторое время я принесу тебе еду и питье.
Прощально махнув рукой, старик ушел, оставив Иш-Чель одну. Она тут же вошла в домик и осмотрелась: внутри лежало несколько пестрых циновок и одеял, в углу стоял кувшин и несколько глиняных мисок. Вот и всё. Иш-Чель вышла, разделась и окунулась в теплую воду. Ей пришлось долго откисать, пока вся дорожная грязь не ушла с её кожи. После купания она попыталась постирать свои лохмотья, но тонкая ткань ритуальной рубашки буквально расползлась, оставив в её руках лишь небольшой кусок, которым женщина решила замотать свою голову с такими приметными волосами. На голое тело Иш-Чель набросила одеяло и, укутавшись в него, облегченно задремала. О своем будущем она собиралась подумать потом, когда проснется, а сейчас её устраивало, что не нужно ни куда идти, и все оставили её в покое.
Проснулась она от чувства голода. Ей страшно хотелось есть и пить. Оглядевшись в темной хинине, она обнаружила, что уже ночь. Рядом с собой Иш-Чель нашла тарелку с кукурузой и нежными кусочками рыбы, которая, к сожалению уже остыла, но для голодного желудка была неимоверно вкусна. Не забыл старик принести ей и попить — кувшин был наполнен соком агавы. Но самое главное, ей принесли одежду: белую юбку и рубашку, та же заботливая рука положила под сложенные вещи и теплую шкуру, в которую Иш-Чель с удовольствием завернулась, когда насытилась, и легла дальше спать.
Утром её опять никто не разбудил, а только незаметно оставили пищу. В течение дня она слышала обычный шум со стороны господского дома и видела купающихся детей. Так прошло два дня. На третий пришла женщина и объяснила, что нужно вставать и идти работать.
Для начала ей предложили помогать на кухне, нужно было смолоть вручную зерна кукурузы для изготовления лепешек. Иш-Чель озабоченно смотрела на два камня, с которыми ей предстояло работать. Один был большой и плоский, а другой немного меньше. Насыпав зерна кукурузы, она принялась за работу. Очень скоро руки стали ломить до такой степени, что Иш-Чель не смогла больше сделать ни одного движения. К тому же камень, которым она растирала зерна, постоянно выскальзывал из её маленьких ладоней. Женщина, которая за ней присматривала, сокрушенно осмотрела образовавшиеся с непривычки волдыри и отправила новую рабыню восвояси, махнув рукой в сторону ее теперешнего дома.
На следующий день Иш-Чель поручили выпекать тортильи — лепешки из кукурузной муки, которую за неё кто-то смолол. Но пекаря из нее не получилось — лепешки хоть чуть-чуть, но малость подгорали с какой-нибудь стороны. Её опять отправили. Поздно вечером в домике появилась пожилая женщина, которая ведала в доме Амантлана кухней.
— Ты должна приносить хоть какую-то пользу, если нет, то никто просто так тебя кормить не будет, тебя отправят на теокалли в жертву…
Иш-Чель вздохнула и огорченно посмотрела на свои руки:
— Что же мне делать, если я ничего не умею!
— Нужно стараться, даже через силу и боль. Ты уже не госпожа. А почтенная Ишто терпеть не может лентяев — сама крутится целый день и мы должны работать. Тебе еще повезло, что ты попала в этот дом, здесь к рабам хорошо относятся. Так что не зли хозяев, найди работу по силам, поняла?
Иш-Чель кивнула, обещая выполнить советы женщины, но боги видели, что она не знала как… Единственное, что она предпринимала для своей безопасности, быть не узнанной, так это ежедневное вымазывание лица и рук сажей или илом, отчего вид её был неопрятен и не вызывал желания ацтекских стражей заигрывать с новой рабыней.
Несколько дней ее посылали работать на огороде, нужно было собрать созревшие красные плоды помидор, сладкого и острого перца. Потом она собирала и вновь высаживала фасоль.
К кухне Иш-Чель подходила только, чтобы отнести для обеда овощи. Но однажды, очевидно, от перегрева, голова её сильно закружилась, к горлу подошла тошнота, и Иш-Чель потеряла сознание, рассыпав по земле собранные овощи. Когда её привели в чувство, женщины сокрушенно покачали головой и больше на огород не отправляли.
Следующей работой был уход за домашней птицей, но она закончилась еще быстрее, чем предыдущие: Иш-Чель панически боялась входить в огороженный вольер с индюками. Птица почему-то совершенно не пожелала признавать её, и не долго думая, распахнув крылья, грозно клокоча, набрасывалась на рабыню.
Иш-Чель устала сама от своей никчемности и утомила добрую женщину, которая распоряжалась работой для рабынь.
Её самочувствие ухудшалось, но Иш-Чель мужественно держалась. Теперь ей было ради чего бороться — она ждала ребенка. Это вносило смысл в ту борьбу, которую она вела с обстоятельствами, и заставляло задуматься всерьез о своем положении.
Терпения у женщины было, хоть отбавляй, и она спокойно принималась за любую работу, которую ей предлагали. Она твердо решила, что ни за что не позволит хозяевам отправить её, как ненужную вещь, на жертвенник, а рассказов об этом она наслушалась достаточно, когда сидела вечерами со всеми рабами в общем, длинном помещении для прислуги. Теперь она была не одна, но заводить разговоры о побеге было бессмысленно, в новом положении ей было не уйти.
Последней работой, которую, по истечении недельного пребывания, ей поручили, стало поддержание огня в очагах большого дома. Более простой работы придумать было нельзя, но и она выполнялась Иш-Чель с большим трудом.
Иш-Чель огорченно смотрела на свои исколотые руки и от жалости к себе не могла удержать слезы. Разжечь огонь самое простое дело для женщины, но если ты знатная? Как сложить дрова, как их выбрать, и почему они такие разные, корявые, шершавые, просто уродство какое-то! А как их перенести? На спине? В руках? Много ведь не унесешь…
Но это еще оказывается не такая большая проблема — можно с высоко поднятой головой проходить и целый день, нося по одной ветке хвороста, что делать дальше? Как их сложить в очаг? Почему они не помещаются, чем укоротить торчащие во все стороны ветки? И почему на нее все смотрели, как на ненормальную, когда она пыталась аккуратно обломать тоненькие веточки, которые торчали во все стороны, чтобы хоть как-то выровнять это убожество. Когда мать Амантлана вооваласъ в комнату, где разожженный очаг грозился поджечь крышу дома, Иш-Чель пыталась зализать ранки от заноз.
— Твое рвение к работе разорит твоего хозяина, а меня оставит без крыши, бестолочь! — рявкнула мать хозяина и с угрюмым рабом принялась спасать положение, вытаскивая занявшиеся пламенем ветки и туша их, — Пойди, отведи её…
Пауза затягивалась так, как почтенная Ишто просто не знала, куда определить непутевую рабыню и подозревала, что нужно уточнить у сына, какие — такие «свои виды» он имел ввиду, когда оставил эту женщину доме.
Она подозревала, что не за умелые руки, но и вида новая рабыня никакого не имела, уж как мать, Ишто хорошо знала, какие женщины нравятся её сыну. Еще раз, взглянув на исправленный и мирный очаг, почтенная Ишто деловито оглядела угрюмую женщину, вид у той был виноватый, что и примирило старушку с тем ущербом, который мог быть нанесен. Кроме угрюмости, почтенную Ишто страшно раздражала непонятного цвета тряпка на голове рабыни. Решение возникло незамедлительно, решительно поджав тонкие губы, отчего крючковатый нос резко навис над губами, делая её похожей на ночную птицу, почтенная Ишто требовательно махнула рукой и приказала Иш-Чель следовать за собой: