— Что ты делаешь?! За что ты меня избиваешь?! Тебе мало своих жен?!
— Я учу тебя уважению к моим решениям, дорогая сестра! — и снова плетка опустилась на голову Шочи. Зацепив прядь длинных волос, она больно дернула, от чего девушка пронзительно вскрикнула:
— Хватит, Ицкоатль! Не бей меня больше!
— Ты считаешь, что хватит? Так ответь, за что я вынужден тебя бить?
— Я не знаю, может быть, так ты выражаешь свою любовь? — с вызовом глянула на него Шочи. Она поняла, что больше её бить не будут, и открыла лицо, которого не коснулся ни один удар плетки. Ицкоатль разочарованно уставился на упущение в своей экзекуции и снова, уже с сожалением, посмотрел на плеть. Но последние слова его развеселили:
— Вот как, значит, так должны с тобой поступать те, кому ты отдаешься? Именно такой способ выражения чувств тебе более понятен, чтож, я готов!
— Не смей меня больше бить! — рявкнула Шочи и гордо поднялась с пола. Одежда висела на ней разодранными лохмотьями, обнажая смуглое тело. Не обращая внимания на брата, она скинула разорванную рубаху, обнажая кровавые следы. Покопалась в своих вещах и невозмутимо, повернувшись к брату лицом, оделась, внимательно следя за его реакцией.
Тем не менее, Ицкоатль был невозмутим. Он спокойно полюбовался на дело рук своих и терпеливо ждал, когда сестра оденется и немного успокоится.
— Так за что я, по-твоему, тебя сейчас бил? — снова задал свой вопрос правитель, удобно устраиваясь на постели сестры, на которой он прождал её всю ночь.
— Не знаю, так тебе захотелось! — вздернула подбородок Шочи.
— Очень плохо, значит, это будет повторяться каждое утро, если ты не прекратишь бегать к Амантлану!
— А почему я не могу к нему бегать, если делаю это скрытно? Разве не ты в свое время, напомнить, когда это было, сам говорил мне, вернее шептал нежно и на ушко, что мы имеем право делать все, что вздумаем, только не должны посвящать в это посторонних?! Не ты ли это говорил мне, обещая сделать своей женой, дорогой Ицкоатль? А потом женился на нашей сестре, этой толстой индюшке! — Шочи гордо прошла мимо брата и взяла гребень, чтобы привести взлохмаченные волосы в порядок. Давняя обида поднялась из самых глубин души и требовала отмщения. А Ицкоатль улыбался!
— Что ты улыбаешься, и еще бьешь меня только за то, что я хочу устроить свою жизнь! Я живая молодая женщина! Мне нужен мужчина, ведь я не ты, и у меня нет кучи наложниц и жен, чтобы воспользоваться ими в любое время дня и ночи!
— Ты вмешиваешься в государственные дела!
— Вот как? Тогда почему ты за столько лет не выдал меня замуж? Или перевелись правители, достойные меня?
— Я подарил тебе свободу, разве в замужестве ты смогла бы делать, что тебе вздумается?
— А ты не подумал, что я не хочу этой твоей «свободы», что я хочу своего мужа, семью, детей! Что мне могут надоесть любовники! Что я действительно полюбила и хочу быть рядом с человеком, которого уважает весь Теночтитлан! Так нет же, ты со своей братской заботой позволил ему жениться на чужеземке!.. От всей души благодарю тебя, мой любящий брат!
— Я никогда бы не позволил тебе стать его женой, как не позволю этого сейчас! Буду объяснять тебе это так долго, как это потребуется, — указал на плетку Ицкоатль, — Пока не вышебу из тебя твою дурацкую любовь!
— Чтож, если таким образом ты получаешь удовлетворение, я — твоя покорная подданная, и ничего не остается, как подставлять свое тело! Если ты по-другому не можешь его использовать!
— Мне не нужно твое тело, мне нужно, чтобы ты не нарушала моего договора с человеком, которого я уважаю!
— Ну, скажи, почему ты не хочешь меня отдать ему в жены, из ревности или любви ко мне, почему ты столько лет меня мучаешь и держишь при себе?!
— Потому что ты единственная из сестер, которая способна подбить своего мужа на измену. Потому ты до сих пор не отдана ни одному правителю.
Шочи растерянно посмотрела на брата, такие мысли бродили в её взбалмошной головке, но как он смог их узнать?!
— Вот видишь, я прав. Не мучься вопросом, откуда мне это известно, просто я хорошо тебя знаю, любимая сестрица… — рассмеялся Ицкоатль:
— Ты не успокоишься, и не убедишь меня в том, что через тебя твой муж может претендовать на власть, а я не хочу видеть изменником Амантлана, и искренне рад, что этот человек рассмотрел тебя и устоял перед твоими прелестями! Шочи зашипела, она готова была накинуться с кулаками, но Ицкоатль вовремя поднял плетку, которую продолжал держать в руке. Этот жест удержал Шочи на расстоянии, тогда она пыталась подобрать слова, чтобы пообиднее уколоть брата, а он все веселее улыбался, наблюдая за нею:
— Я обещаю, что найду тебе достойного мужа.
— Ты просто трус! — Ицкоатль поднял плетку, а Шочи в запальчивости слишком близко подошла, что и не замедлило сказаться — на её руке заалел еще один удар от хлыста.
— Я научу тебя уважению мужчины и правителя!
— Прости, Ицкоатль, ты, что не видишь: я ослеплена от горя! — Из глаз ее лились настоящие слезы, но тлатоани знал об умении сестры их проливать, как никак росли вместе, были детьми от одного отца.
— Ты хочешь от меня покорности, я согласна на всё, что ты захочешь! Хочешь, я стану снова твоей и… — Шочи изменила и тон, и свое поведение. Чтобы выиграть разговор с братом, она, изображая робость и надежду, подошла к Ицкоатлю и опустилась у его ног, но была прервана громким искренним смехом того, кого пыталась соблазнить.
Тлатоани смеялся от души, понимая, что его веселость будет воспринята сестрой, как издевательство, он поближе придвинул к себе плетку и смотрел девушкее прямо в глаза.
— Нет, Шочи, не хочу. У меня много дел и много жен. Я знаю, чем это может закончиться. Ты меня не проведешь! — он оттолкнул ее довольно резко, поднялся и отошел в центр комнаты, стараясь прекратить разговор, как можно быстрее. Потому что не знал, чем он может обернуться, задержись он с сестрой еще дольше. Уже направляясь к выходу, отдал последнее распоряжение:
— Ты никуда не будешь выходить из этой комнаты, и оставишь Амантлана в покое, не заставляй меня принимать более жесткие меры, поняла? У твоей комнаты я оставлю охрану, они будут докладывать о каждом твоем шаге и отвечать за тебя и то, что ты делаешь, своей головой. Когда ты образумишься, я смягчусь и подумаю о твоем замужестве, но только при твоем хорошем поведении, которое не будет бросать на меня тень! Если ты покоришься, то все будет хорошо, если нет — я научу тебя послушанию. Поверь, я найду способ, чтобы тебя наказать.
Шочи схватила глиняную вазу и со злостью запустила ею в брата, но промахнулась. Тлатоани, спокойно взглянул на осколки, потом на сестру и вышел, утвердившись в своем решении держать сестру взаперти, без всяких поблажек. Он не сомневался, что она не одумается, а придумает еще что-то, что принесет ему дополнительные хлопоты.
Совет старейшин и военачальников Анауака, всегда впечатлял своей пышностью. Созванные на него приходили в самых лучших своих одеждах, на серебристых волосах колыхались головные уборы из ярких птичьих перьев, загадочно поблескивали украшения из драгоценных камней. По огромной зале расходился легкий дымок табака — мужчины в ожидании тлатоани курили свои трубки. Каждая из них представляла собой настоящее произведение искусства, вершину мастерства, изготовившего её ремесленника. Теплый воздух от жаровен, стоявших в углах зала и в центре, согревал вождей в этот прохладный вечер.