После короткого разговора с советником, правитель еще некоторое время рассматривал Амантлана с Иш-Чель. Затем он повернул голову к Тлакаелелю и спросил:
— Ты уверен?
Тлакаелель утвердительно кивнул.
— Суда над тобой, «женщина с огненными волосами» не будет. Ты защищала жизнь своего ребенка, как любой дикий зверь защищает детеныша, в этом тебя нельзя винить; ты так же вступила в неравную схватку с диким духом гнева, который вселился в мою любимую сестру Шочи. Не она тебя оскорбляла, не с нею ты боролась, а с ним — диким духом, охватившим мою несчастную сестру… Ступайте с миром, Амантлан! Ты еще раз доказал свою верность мне, но, с одним условием. Твоя жена замешена в гибели женщины из моего дома, она должна понести наказание!.. Я решил, что отныне жене Амантлана по имени Золотое Перышко Колибри запрещено радоваться жизни в сердце нашей страны, она не должна больше жить или находиться в столице! Она сегодня же должна покинуть Теночтитлан! Навсегда!
Почти ночью, под плач Ишто и приемных родителей, Иш-Чель села в носилки. Она с трудом могла поверить, что ей опять повезло — она осталась жива и избежала казни. Но самое главное — ее сын Маленький Ягуар тихо сопел рядом, прижимаемый к груди.
А Теночтитлан… Не любила она этот город.
Вдали от столицы, среди возделанной земли и цветущих садов, Иш-Чель наконец-то наслаждалась спокойной и размеренной жизнью. Амантлан практически не бывал в поместье, он постоянно находился где-то у границы со своими ягуарами. Она даже не знала, где располагается военный лагерь мужа, собственно, это ее не интересовало — избегаешь? Избегай. Раз в неделю с центральной дороги к их поместью, расположенному немного в стороне, приходил отряд из воинов-ягуаров, обычно человек пятнадцать — двадцать. Все высокие, крепкие, покрытые шрамами — любимая гвардия Амантлана. К моменту их прихода челядь уже выставляла полные корзины с рыбой, лепешками, овощами, чоколатлем, все, что сутки жарилось и пеклось для них. Весь провиант заботливо укрывался сверху листьями и ставился в тень под навес.
Воины отдыхали несколько часов, в это время Иш-Чель предпочитала не выходить из своих комнат. Когда-то она опрометчиво решила обойти и проверить, как работают слуги, все ли задания выполняются, и была просто шокирована увиденным беспорядком. Печи были без присмотра, зерно для хлеба никто не молол, а на огороде и в птичнике не было ни одной женщины!
Мужскую половину слуг она нашла сидящими в сарае для инвентаря и… почти пьяными от октли! И где они его добыли? Как посмели?! В поместье октли не изготавливали, обходились пульке или водой, а ее слуги и рабы были уже в невменяемом состоянии. Не осмотренным остался сад, туда Иш-Чель и направилась, но остановилась у первых же кустов. Оттуда доносился веселый, немного кокетливый женский смех. Покраснев, Иш-Чель удалилась в свои покои, но не преминула, после того, как ушли гости, сделать выговор челяди, наказать мужчин за пьянку. Жители поместья тяжело вздохнули, женщины удивленно переглянулись между собой, пожав плечами, показав всем своим видом, что они совершенно не понимают, за что их ругают и в чем проблема. Выговор единодушно отнесли к плохому настроению хозяйки, у которой муж слишком долго не посещал поместье, выполняя свой долг перед страной.
Когда же Амантлан выбрал время и наведался домой, Иш-Чель сделала попытку с ним поговорить о поведении челяди и его воинов. Сказать, что Амантлан был удивлен, ничего не сказать. Выслушав внимательно сбивчивые претензии жены, он решил уточнить:
— Мои воины кого-то обидели, на них жаловались женщины? — Иш-Чель вздохнула и отрицательно покачала головой. Брови Амантлана поползли вверх, его лицо постепенно вытягивалось в удивлении, а в глазах начали плясать озорные огоньки.
«Ну вот, сейчас опять будет смеяться или переведет все в шутку!» — огорчилась женщина, и, чтобы скрыть смущение, она нервно затеребила разноцветную бахрому своего пояса, скромно потупив глаза.
— Чем же ты недовольна? Все получили удовольствие.
Иш-Чель мрачно краснела, не зная как объяснить мужу, что ее смущает в поведении челяди.
— Маленький Ягуар мог забежать, и это не то, что должен видеть ребенок!
— Согласен. И все?
— Это можно было бы делать, вернее это вообще не должно быть на территории поместья!
— Почему? Нам нужны работники для полей, слуги в доме. Я надеюсь, что поместье разрастется, а уж если это будет происходить естественным путем, а не покупкой рабов, то буду просто счастлив! Или у тебя, женщина, другое мнение? Ты не хочешь процветания поместья?
Иш-Чель опрометчиво подняла голову и увидела, как Амантлан широко улыбается, готовый рассмеяться, что он незамедлительно и сделал:
— Нельзя мешать радоваться жизни, если сама не можешь с благодарностью принимать эти радости! Скорее всего, тебя огорчило не то, что слуги получают удовольствие, а то, что ты этой радости испытать не можешь!
— Да… как вы… можете! Я сказала свое мнение!
— Я — тоже! Моим воинам нужен отдых! Женщинам поместья нужны радости, на которые они имеют право, а также радости материнства! Так было, есть и будет!
— Ну, знаете… — щеки Иш-Чель еще ярче вспыхнули, и она бросилась из комнаты, которую всегда занимал муж. А в след ей, как всегда несся издевательский смех Амантлана:
— Учись жить и радоваться жизни, женщина! А если не умеешь, не мешай другим!..
Больше Иш-Чель не пыталась изменить порядки в поместье, а просто брала Маленького Ягуара и оставалась в своих комнатах, или уходила далеко от дома и проводила там все время, запасаясь едой и водой. Когда она возвращалась, то в поместье уже кипела дружная работа. Дневное развлечение удваивало силы челяди: печи горели ярко, жарилось мясо, овощи весело выглядывали из корзин, только что принесенных с огорода.
Так было и в этот раз, с той лишь разницей, что по двору поместья расхаживал его хозяин. Само присутствие Амантлана было в радость челяди — он отпускал шутки, никого не ругал, а потому слышался смех со всех углов двора. Готовился праздничный ужин. Для Иш-Чель же это было неожиданностью, обычно муж заранее предупреждал ее о прибытии.
Иш-Чель подошла к Амантлану, поздоровалась, обратив на себя его внимание. Он прервал разговор и, улыбаясь, подхватил Маленького Ягуара на руки, направился к себе, вынуждая Иш-Чель следовать за собой.
Когда они остались одни, он отпустил сына Иш-Чель (тот сразу убежал играть), и объявил:
— Завтра я ухожу в Теночтитлан. Вызывает тлатоани. Скорее всего, затем отправлюсь на оттоми. Тебе предписано оставаться здесь. Как тебе бы не нравилось, но я оставляю часть своих воинов в поместье для охраны. Надеюсь, ты не против их присутствия?
— У меня ведь нет выбора? К тому же, поместье нуждается в присмотре, или я остаюсь, как пленница, а не хозяйка?
— По закону ты обязана здесь находиться. А хозяйкой ты стала уже давно, став моей женой.
Иш-Чель кивнула, ожидая, что Амантлан еще что-то добавит, но он отвернулся и отошел в угол, где было сложено оружие. Иш-Чель тихо вышла.
Жизнь в поместье потекла своим чередом. Иш-Чель не скучала по столице, в поместье жилось намного спокойнее и тише, несмотря на близость южной границы. Возможно, именно эта близость и обеспечивала тот покой, ведь именно здесь было сосредоточение южной армии ацтеков, которой командовал Амантлан. Отряды по двадцать человек, составляющие боевые единицы менялись каждые два-три месяца, проходили торговые караваны, все они приносили столичные новости с опозданием, но жители провинции и этому были рады.
Ближе к вечеру Иш-Чель сообщили, что прибыл гонец из Теночтитлана. Она поначалу попыталась отмахнуться, какие к ней могут быть гонцы, и отправить вестника в лагерь Амантлана, когда слуга добавил:
— Этот гонец к Вам, госпожа!
— Хорошо, пусть войдет! Приготовьте ему еду!
Высокий мужчина вошел к ней в комнату и, ожидая разрешения говорить, замер на пороге.
— Вам точно нужна я?
Посланник кивнул.