— А ты ожидал, что это будет прогулка за очередной данью?! — огрызнулся Амантлан, внимательно наблюдая, как лавина майя накатывает на его отряды, защищающие центр, то там то здесь мелькали яркие перья воинов-орлов, но их становилось все меньше. Как ни странно, но большей частью в живых оставались именно молодые воины. Это даже в какой-то мере на краткий миг позабавило вождя, но голос друга требовательно вернул к действительности:
— Еще немного и нас просто вырежут! Нужно что-то делать!
— Что?
— Как это что?! — взвинтился Рык Ягуара, который был уверен в наличии плана на спасение или победу, который должен был быть у Амантлана. Но тот равнодушно, как ему казалось, взирал на резню, которая еще ближе придвинулась к его ставке.
Если бы Амантлан нервничал, кричал, метался бы от одного отряда к другому, это было бы нормально, так и должно быть, по мнению Рык Ягуара, но спокойное наблюдение за битвой не соответствовало тому образу, к которому привыкли все ацтеки. Страшная догадка мелькнула в опьяненном от запаха крови мозгу Рык Ягуара:
— Ты — предатель!.. Это все твоя жена майя! Измена! — закричал, бросаясь с ножом на Амантлана, его боевой товарищ. Амантлан ловко увернулся от занесенного над ним ножа, подставил подножку и одним резким, но легким ударом палицы по голове, заставил замолчать друга. На крик обернулось всего несколько человек, так внимательно следили воины за разворачивающейся битвой. Главное, их предводитель был жив и невредим, остальное их не касалось.
— Помогите ему! — приказал Амантлан двум воинам, постоянно сопровождавшим его, — Он слишком утомился.
Натиск атакующих отрядов майя становился все многочисленнее и напористее. Вся луговина реки, к которой их прижали, была покрыта трупами и ранеными, над которыми проносились разрозненные кучки майя: одним они оказывали милосердие — добивая, чтобы избавить от мучительных ран, других дорезали с особой жестокостью, не оставляя сомнений, что последние были ацтеками. Кровавая жатва должна была удовлетворить жрецов Уициллопочтли. С какой-то особой ненавистью, совершенно этого не скрывая, Амантлан наблюдал, как они с дикой жаждой крови следили за каждым мгновением битвы, временами бросались в бой в первые ряды воинов, чтобы поддержать воинственный дух фанатичной веры.
Момент настал. Амантлан решительно направился к кучке жрецов, стоявшей неподалеку от него и обратился со словами, возможно, не столько почтительными, сколько дерзкими, к жрецу, старшему среди их безликой братии:
— Теперь, я надеюсь, наши боги будут довольны? Или им нужны и ваши сердца, если так, то сейчас самое подходящее для этого время! Вы без всяких сложностей можете принять участие в этой резне!
— Ты забываешься!
— Отчего же? Давайте, вы ведь тоже умеете владеть ножами!
— Битва еще не окончена!.. А не желаешь ли ты сдаться? — вмешался в разговор еще один жрец, измазанный кровью настолько, что его когда-то белая набедренная повязка стала бурого цвета.
— Ацтеки — славные воины и никогда не отступают! Ты теряешь свое лицо!
— Да, но спасаю жизнь тем немногим, которым еще рано отправляться на небеса с помощью майя!
— Ты не посмеешь отступить, Амантлан! Наша миссия…
— Моя миссия окончена, жрец!
— Ты просто трус, Амантлан!
— Ооо, боги!.. Кем только я не стал за это время!.. Повторяю: мои люди уходят, а ты можешь продолжать свою миссию!.. — Резким движением Амантлан скинул с плеч свой пестрый плащ, отвязал с пояса дубинку и, повернувшись к северу, издал боевой клич воинов-ягуаров.
Отряды воинов, наблюдавшие до этого момента за битвой и не имеющие возможности вступить в неё, вмиг оживились, услышав зов предводителя. Если до сих пор сражение напоминало скорее избиение ацтеков, то происходящее теперь превратилось в сплошную озверевшую лавину диких кошек — воины-орлы были, практически истреблены, только кое-где мелькали их одежды из перьев среди ярких пятнистых шкур ягуаров.
Вот теперь-то Амантлан почувствовал настоящее единение со своими воинами! Его пьянила кровь врагов, и он хотел, нет, желал только одного — выбраться самому и вывести оставшихся воинов. Кровь заливала все вокруг, приходилось ступать прямо по телам убитых. Ноги в кожаных сандалиях скользили, люди спотыкались, падали, и тогда над ними неминуемо возносилась палица преследователей. Но поток отступающих твердо следовал за своим предводителем, который машинально опускал и опускал свою палицу на головы врагов — майя, преграждающих отступление ацтекского войска.
Как в помутнении, он уже не испытывал никакой жалости ни к кому, а только знал и чувствовал, что перед ним враг, и его удел смерть.
Теперь это действительно была бойня между двумя озверевшими группами, преследующими равнозначные цели: не упустить и добить, и выбраться и выжить…
Победить могла только та, в которой желания оказались бы сильнее, а, может быть та, на чьей стороне в этот момент были боги, известные своим непостоянством.
Но на этот раз они были на стороне ацтеков. Не привыкшие отступать, воины-ягуары не сумели построить правильно защиту своих задних рядов, отбивались как-то очень неловко, скованно. Когда Амантлан понял это, то в одно мгновение развернув передние ряды, сделал резкий выпад на преследователей, стремясь откинуть авангард майского войска, дать возможность оторваться от них своим отрядам, прикрывающим отход. Столь неожиданней отпор поверг в изумление майя, считавших, что ацтеки просто бегут. Это помогло выиграть время, столь необходимое для марш-броска за немного заболоченное пространство у реки. Ацтеки не упустили этой возможности и были спасены. Майя ожидали, что будут преследовать общую вымотанную в битве массу, но с Амантланом шли те, кто терпеливо стоял все время, пока шел бой, его отборные отряды ветеранов, которые он никогда бы не позволил себе положить в этой битве.
Солнце зашло вовремя, тем самым, избавив ацтеков от преследования.
Возвратившихся из похода воинов Теночтитлан встретил душераздирающими похоронными воплями. Всюду женщины выскакивали на улицы и раздирали себе лица, рвали волосы и одежды, выражая глубокую скорбь по погибшим.
«Мы еще не знали поражений, что же теперь будет?» — мелькнула у Амантлана мысль. Он шел на Совет во дворец к тлатоани. Остатки его отрядов вернулись почти к сроку, который он установил для жены, чтобы она успела вовремя уехать из города, но уверенности в этом у него не было. К сожалению, воин, которого он послал домой, пока не вернулся.
Амантлан знал, что обвинений в измене ему не избежать и был готов отстаивать свое честное имя. Помешать ему мог только тлатоани и жрецы, которые, понятное дело, вряд ли признают свою ошибку.
У самого входа его неожиданно окликнули из носилок, самым невероятным было то, что в носилках восседал Тлакаелель, любивший ходить пешком. Совершенно не зная, что теперь от него можно ожидать, Амантлан неуверенно подошел.
— Я рад, что ты остался жив, — просто и открыто улыбнулся Тлакаелель, понимая, что сдерживает Амантлана. Он спокойно сошел с носилок и увлек Амантлана под одинокое дерево, на ходу раскланиваясь со спешащими старейшинами на Совет к тлатоани. Слухи о разгроме быстро распространялись по городу. Подождав, пока небольшая группа пилли удалилась на достаточное расстояние, Тлакаелель смело взглянул Амантлану в глаза.
— Я знаю, что посеял в твоей душе недоверие, но был вынужден сделать именно так, а не иначе, друг мой. Зато теперь, после этого провала мы сможем убедить тлатоани и Совет в необходимости прекратить попытки завоевывать земли майя. Не знаю, сможешь ли ты мне снова верить, но выхода у тебя нет…
— Зачем было нужно вообще посылать нас?
— Чтобы умилостивить богов… Наш долг давать им пищу, — улыбнулся Тлакаелель.
— А может быть жрецов?.. Тлакаелель, что происходит такого, о чем я не имею никакого понятия?.. Я как в тумане…
— Ицкоатль пытается утвердиться, ему нужен союз со жрецами, не думаю, что ты этого не знаешь…
— И его устраивает такая цена?!
— Хвала богам, что пока такая, кто его знает, что еще взбредет в голову этим жрецам! Ведь у вас был шанс на успех?