— Пробовал я сок цветов, ничего вкусного… — вздохнул Маленький Ягуар, — Расскажи мне что-нибудь смешное?
Иш-Чель подумала, вспоминая смешные рассказы, услышанные в детстве, и рассказала их сыну. Потом он попросил ее уточнить и показать, какое выражение лица было у противника, когда его перехитрил воин. Оба покатились со смеху и устроили веселую возню, закутывая друг друга в одеяла из шкур. Они весело возились и не услышали, как очень тихо в комнату вошли четверо мокрых воинов. Иш-Чель и Маленький Ягуар не видели их, занятые собою…
Воины бесшумно приблизились к ложу, где копошились хозяйка дома и ее сын, резкими движениями они замотали их тела. Брыкающихся и пытающихся освободиться Иш-Чель и Маленького Ягуара пару раз ударили по месту, где находились их головы и, взвалив на плечи ценный груз, незваные гости покинули комнату, посчитав, что сделали все бесшумно и незаметно…
Иш-Чель очнулась от тряски. Тело, укутанное в одеяло, затекло, болела макушка головы, кожу покрыл липкий пот — дышать было нечем. Чтобы освободиться, она забарахталась и получила сильный удар в спину, тряска продолжилась.
«Что происходит?! Куда меня тащат?! Где Маленький Ягуар?!»
Бегство продолжалось еще долго. Когда похитители наконец-то остановились и небрежно скинули тюк с Иш-Чель на землю, и развернули ее, Иш-Чель пришла в ужас. Похитителей было человек пятнадцать, достаточно большой отряд воинов, в боевой раскраске, немного размытой под струями дождя, но легко читаемой. Это были воины майя, вышедшие на тропу войны…
Когда к ней подошел воин, она сначала и не узнала его. Только, когда он заговорил, наклонившись к самому ее лицу, Иш-Чель поняла, что похититель ее бывший муж и брат Кинич-Ахава.
— Здравствуй, Иш-Чель! Я выполнил свое обещание!
— Немедленно отпусти нас с сыном!
— Вы теперь свободны! Я освободил вас из рабства!
— Верни нас домой, Кинич-Ахава, или отпусти! — вскочила на ноги Иш-Чель. Кинич-Ахава отпрянул, скрипнул зубами, но отрицательно мотнул головой:
— Ты не понимаешь! Мы идем домой, в Митлу! Успокойся. Теперь все будет хорошо! Наша семья соединилась. Не бойся погони…
— Мой дом там! — махнула рукой Иш-Чель, она не успела еще определиться, в какой стороне имение, но лишь бы не идти с Кинич-Ахава.
— Нет, — Кинич-Ахава схватил ее за руку и заставил опуститься на шкуру, в которую она была еще недавно завернута. Иш-Чель снова сделала попытку вскочить, но неожиданно получила сильную оплеуху. В глазах потемнело. Боль. Обида. Гнев. Ярость… Кинич-Ахава пришлось еще несколько раз ударить жену, чтобы она на некоторое время затихла и не пыталась сопротивляться, прикрыв голову руками. Мелькнуло подозрение, что Иш-Чель может попытаться сбежать, поэтому он решительно связал ей руки и ноги. Сына он перетащил и устроил рядом с нею, так же связав и его.
Маленький Ягуар молчал, презрительно поджав губы, но прищуренные глаза и то, как он смотрел на Кинич-Ахава, выдавали его гнев и едва сдерживаемую злость. Что вызвало у отца довольную улыбку — мальчик становится настоящим мужчиной, а совсем скоро он станет и мужественным воином. Воином, майя!
Слова Иш-Чель были для него неожиданны. Он едва заставил себя прекратить бить ее.
«Мой дом там!»? Отпустить?! Никогда!.. Она просто не понимает, что я освободил их с сыном. Теперь мы вернемся в Коацаок и станем жить счастливо!.. Завтра, когда она успокоится, перестанет бояться, и я все ей объясню!»
Еще не рассвело, когда отряд двинулся в путь. Теперь Иш-Чель и сын вынуждены были идти сами, постоянно подгоняемые воином, идущим сзади.
Дневной переход беглецы завершили, когда уже стемнело. Стремительный ритм движения, заданный Кинич-Ахава утомил не только женщину, но и всех воинов. Кроме постовых, расставленных неутомимым предводителем, все воины повалились на землю и забылись глубоким сном. Вокруг начиналась дикая жизнь леса, звери вышли на охоту, и Иш-Чель прижала Маленького Ягуара к себе, внимательно прислушиваясь к шорохам и свистам животных. Всю дорогу ее мучил вопрос:
«3ачем Кинич-Ахава выкрал их? С какой целью уводит к сапотекам? Зачем нарушил мирный договор?!»
Иш-Чель не сомневалась, что у бывшего мужа есть какой-то план, который ничем хорошим не мог для них всех кончиться. Целый день, после того, как кляп изо рта бил вынут, она порывалась поговорить с Кинич-Ахава, но он упорно избегал ее. Дорогу, если можно назвать так едва проходимые тропы, лежащие далеко от людных и торговых путей, Кинич-Ахава выбирал самую глухую. Она едва угадывалась в зарослях кустов и тут же смыкалась за их спинами. Только очень опытный охотник мог заметить, что по ней несколько часов назад прошел небольшой отряд.
Женщина надеялась, что такой следопыт у Амантлана будет. Ни на миг она не позволяла себе усомниться, что муж бросится в погоню и сможет их отбить. Кинич-Ахава также знал, что в запасе у него всего несколько часов, потому он гнал вперед свой отряд, не давая никому отдыха.
Женщину и ребенка вновь устроили на шкурах возле больших камней. Когда лагерь уснул, Кинич-Ахава был вынужден подойти к пленникам, чтобы ослабить веревки на их руках.
— Зачем ты нас выкрал? — голос Иш-Чель был спокоен, хотя волнение за сына едва позволяло ей держать себя в руках. Она знала, что ей предстоит противостоять очень жесткому человеку, способному пойти на все, ради своей цели, поэтому необходимо было для безопасности держать себя в руках и не показывать страха.
— Три года назад, когда я уходил из Теночтитлана, я обещал тебе вернуться… — он примиряющее улыбнулся и попытался погладить её по щеке. Она увернулась от его ласки, нехороший огонек в её глазах, встревожил Кинич-Ахава, но он продолжал верить, что после объяснения она не только успокоится, но и обрадуется их будущему счастью.
— А я тебя об этом просила?
— Ты — моя жена, он — мой сын, я не мог позволить своей семье быть рабами!
— А мы и не рабы. Ты не знаешь, что я жена Амантлана?
— Но наш сын! Я не мог позволить ему вырасти ацтеком!
— Всё тот же патриотический порыв!.. Он может быть последним майя, но не первым ацтеком! А тебе не кажется, что он уже слишком взрослый, чтобы стать майя? Или он так нужен, потому что у тебя за это время не появилось больше детей, брат мой? И Маленький Ягуар твой единственный сын?!
— Почему ты меня называешь братом? Посмотри, Иш-Чель, на меня! Это я, Кинич-Ахава, твой муж!
— Ошибаешься, твоя жена умерла на сухом водопаде! Ты забыл, как сам отдал меня жрецам?.. Тогда ты не подумал, что у нас может быть ребенок, а теперь к чему эти напыщенные фразы о сыне, которого тоже могло не быть?! Мое имя — Золотое Перышко Колибри, я — ацтекская женщина! Оставь нас в покое! Ведь у тебя уже есть ещё дети? Есть другая жена!
— Зачем ты опрашиваешь? Что это изменит? — Кинич-Ахава присел на корточках рядом с разгневанной женой и сыном.
— Я не хочу идти к сапотекам! Там ты снова вручишь нас в руки своей матери и её жреца!
— Тебе совершенно нечего бояться за вашу жизнь. Моя мать умерла. А жрец… Его забрал Ицамна… Пока мы будем жить в Митле у…
— У твоей новой жены?.. Ты удивлен, что мне известны подробности твоей жизни? Странно, что ты побоялся признаться…
— Мне нечего скрывать! — Кинич-Ахава гордо вскинул голову, задетое самолюбие, тревожно давало о себе знать. Разговор уходил в сторону от намеченной цели, он понял, что не сможет рассчитывать не только на радость освобождения, но и на смирение Иш-Чель:
— Мы будем жить в Митле в моем доме. Наш сын будет залогом нашего мира. Ты можешь не тревожиться в отношении моей второй жены. Она послушна и не задает лишних вопросов. Её хорошо воспитали.
— А ты уверен, что меня достаточно хорошо воспитали для твоего нового дома?
— Я знаю, что ты ревнива, но разума тебе не занимать, не захочешь же ты испортить жизнь себе и своему сыну?
— Не стоит мне угрожать, Кинич-Ахава, пока не поздно, одумайся и отпусти нас!