Она порою вешних дней
Опять раскроет синий взор;
Пойду весною в гости к ней —
Задумчивой подруге гор.
Это удел богов да сверхъестественных существ — оставлять цветы на своем пути. Смертных народная фантазия такими способностями обделяет.
Но ведь не боги, а человек несет с собою растения из одной страны в другую. Там, где проходит он, зацветают невиданные ранее травы, появляются диковинные цветы.
Говорят, что расселение нашего подорожника вдоль дорог, по которым двигались в Америке европейские колонизаторы, приводило в суеверный ужас краснокожих. Они называли подорожник следами белого человека.
Знатоки утверждают, что каждый шаг великого немецкого поэта и натуралиста Иоганна Вольфганга Гете отмечен цветами фиалок.
Сверхъестественного в этом ничего нет. Гете не выходил из дому, не насыпав в карман семян фиалок. Шел и по семечку бросал себе под ноги. Помните, все равно, как догадливый мальчик из волшебной детской сказки посыпал дорогу бобовыми зернами, чтобы найти путь обратно.
Прошло более ста лет со дня смерти Гете, но и теперь можно проследить путь, где проходил поэт. В окрестностях города Веймара фиолетовые дорожки из фиалок превратились в роскошные ковры. Народ называет эти цветочные разливы «фиалками Гете». Они везде: на опушках лесов, вдоль дорог, в парках.
В древности жители Южной Германии праздновали наступление весны в тот день, когда находили первую цветущую фиалку. Ее привязывали к высокому шесту, устанавливали шест на зеленой лужайке, собирались всем селом, плясали, пели и веселились.
А однажды из-за такой весенней фиалки произошла кровавая стычка. Случилось это в окрестностях города Вены в царствование герцога Оттона Радостного, как его называли.
Один рыцарь в лесу на берегу Дуная увидел торопливый огонек весенней фиалки.
«Теперь-то я непременно заслужу милость Оттона, — подумал он. — Пойду приглашу герцога со всем двором на праздник весны. И он щедро наградит меня за это удовольствие…»
Рыцарь накрыл фиалку своей шляпой и поспешил в герцогский замок. Там очень обрадовались — титулованным бездельникам надоело всю зиму сидеть в сырых замках, и они стали собираться на весенний праздник.
Но дальше все случилось, как в известной народной сказке.
Пока в замке шли сборы, кто-то из крестьян увидел раскрашенную перьями и разными побрякушками рыцарскую шляпу. Откуда было знать ему, как очутилась шляпа в глухом лесу. Вдруг рыцарь потерял ее и будет рад, что она найдена?
Что бы ни думал тот средневековый крестьянин, но он подошел к рыцарской шляпе, поднял ее и увидел фиалку. Он оказался шутником, этот крестьянин. Быстро смекнув, в чем дело, парень сорвал фиалку, нагреб на ее место кучу лесного сора и снова прикрыл ее рыцарской шляпой. А сам поспешил со своей весенней находкой в село. Вскоре из герцогского замка выехала пышная кавалькада. С шутками и веселыми разговорами доехала она до леса. Виновник торжества — рыцарь, нашедший фиалку, — был впереди. Вот он увидел шляпу и соскочил с коня.
— Пусть сорвет этот первый весенний цветок самая знатная и прекрасная из дам, — сказал он.
Самая проворная из дам соскочила с седла, подняла шляпу — и замерла. Под ней была куча мусора.
Наступило молчание.
Но это было штилем перед грозой. Герцог и вся его свита так разгневались, что неудачнику ничего не оставалось делать, как спасаться бегством, надеясь только на быстроту своего коня.
Ускакав от погони, рыцарь придержал коня, отдышался и поехал, опустив голову. Он не мог сообразить, что произошло: куда девалась фиалка и как под шляпой оказались грязь и мусор. Уж не проделки ли это лесных фей, которые за что-то обиделись на него?..
Но тут он услышал невдалеке веселый шум. Когда он выехал на лесную поляну, увидел пляшущих крестьян. А на высоком шесте узнал «свою» фиалку. Он пришел в неописуемую ярость. Выхватил меч и с криком бросился на крестьян.
Поляна вмиг опустела. На ней остался только рыцарь.
Что случилось потом — можете придумать сами. Больше в истории об этом происшествии ничего не написано…
Простая, да не совсем
Позволь мне подарить тебе
простой цветок —
гвоздичку,
похожий в комнатном тепле
на вспыхнувшую спичку.
Было все это, наверное, так.
Когда французский король Людовик IX двигался на Тунис в последнем крестовом походе, он ничего не боялся: за ним топали по пыльным дорогам 60 тысяч воинов, вооруженных до ног.
Крестоносцы дошли до города Туниса и обложили его. И тут французский король испугался — из осажденного города вышел враг, которого не могли остановить сторожевые посты, которого нельзя было ни копьем проколоть, ни мечом развалить от плеча до пояса, ни щитом от него прикрыться.
Этим врагом оказалась страшная болезнь — чума.
Обвешанные оружием крестоносцы мерли, как мухи. Врачи поднимали руки — они сдавались перед страшной силой невидимого врага.
И тогда сам Людовик решил найти лекарство от этой болезни. «В природе против всякого яда должно быть противоядие», — повторял он мнение, широко распространенное среди тогдашних медиков. Король считал себя знатоком целебных трав и отправился на поиски средства от чумы.
В сопровождении свиты, сверкавшей золотыми нашивками и кружевами, король начал объезжать окрестности Туниса, всматриваясь в землю и останавливаясь около каждого нового растения. И вот увидел он красивый цветок, росший на совершенно сухой и почти бесплодной почве.
— Если этот цветок может расти там, где другие не выживают, — значит, он обладает свойствами, отсутствующими у других растений. И если все они бессильны против чумы, то этот цветок как раз и есть то, что нам нужно, — решил король.
Такие рассуждения в наше время могут показаться в лучшем случае смешными. Но в те времена в большом ходу было учение о сигнатурах — знаках природы, которыми якобы отмечены все растения. Средневековые медики верили, например, что растение зверобой, имеющее как бы проколотые листья, должно помогать при лечении колотых ран — сама природа, мол, указывает на это. Но оно не подходит для лечения ран резаных. Сигнатурами также являлись и колючки чертополоха и крапивы. Думали, будто они спасают от внутренних колик. А вот при болезнях языка нужно прибегать только к помощи щавеля. Почему? Да потому, что листья его имеют некоторое сходство с языком.
Как бы, на наш взгляд, ни были нелепы такие представления о целебности растений, Людовик IX приказал набрать как можно больше незнакомых цветов.
И вот по выгоревшим безлюдным полям вокруг осажденного города двинулись цепочки крестоносцев. Они вернулись в лагерь с целыми снопами гвоздик. Их уже ждали кипящие на кострах котлы. Принесенные цветы сварили и отваром начали поить заболевших.
И что бы вы думали? Отвар гвоздики как будто помог — чума стала ослабевать. Вполне возможно, что произошло это от каких-нибудь других причин, может быть, даже от санитарных мер, принятых более образованными, чем король, врачами. Но всю заслугу в этом случае приписали Людовику.
Однако, когда король сам заболел, чудодейственный гвоздичный отвар ему не помог, и Людовик умер под стенами осажденного Туниса.
Возвратившись на родину, крестоносцы принесли с собой и гвоздику, как грустную память о походе.
Так получилось, что французские короли, оставшиеся без тронов и власти, надевали фартуки и начинали выращивать гвоздики. Один из таких отверженных королей растил гвоздику под окнами своей одиночки. Другой, по имени Рене, лишенный Людовиком IX отцовского наследства, удалился в провинциальный город, который назывался всего одной буквой Э, и начал вскапывать гряды под гвоздики.
Пример этот оказался настолько заразительным для горожан, что с тех пор вот уже несколько столетий городок славится своими гвоздиками.