— А ты? — отвернулся от окна Владимир, но он уже смотрел на Михаила.
— Да, наверное, Алекс прав. Наверное, это наше предназначение.
— Ведь не зря камень выбрал именно нас. И совсем не важно, артефакт ли это, или созданный руками людей ключ, хотя я не верю в то, что такое могут сделать люди. И даже не потому, что не хватит ума или ученой смекалки. Совсем не поэтому. Просто ему не дали бы появиться в этом случае. Мы должны вернуться. А что делать, мы поймем. В крайнем случае, спросим у звезд.
Я усмехнулся и подошел к визору, висящему на столе, включая информационный канал.
— Всегда хотел вернуться, — согласился со мной Михаил.
— И вот еще что, активировать Закон у нас можешь только ты, так что решать тебе, — сказал Владимир.
— Мы идем, — ответил я.
У нас был шанс, небольшой, но который можно было реализовать. Угнать катер не так сложно. Главное — это чтобы хватило сил. А потом мне стали сниться сны, но не такие как раньше. Эти были на порядок реальнее, и страшнее. Я перестал различать где реальность, а где вымысел. Потому что, живя на грани, есть равновероятный шанс поскользнуться и упасть на любую из сторон. Я понял, что нас настойчиво зовут. Нам всем стали сниться цветные, странные сны, которые были такие яркие, что мы стали понемногу запоминать их, и делиться о них друг с другом, собираясь в кают-компании. Мы вынырнули из гиперпространства в отдалении от Солнечной системы, чтобы избежать нежелательных проверок и слежения. Лучше добраться медленно, и как будто издалека.
В кают-компании я сидел один, а остальные занимались своими делами. Я смотрел на светящийся изумрудным цветом брусочек в центре стола. На столе лежал камень. Он был зеленого цвета и светился как изумруд. В нем переплетались множество граней и волокон. Он манил и звал, но в то же время отталкивал. Это как огоньки огня, которые хочется взять в руку и поиграть с ними, но в последний момент ты отдергиваешь ладонь Мне вдруг стало нестерпимо скучно, и захотелось забыть обо всем. Я не заметил, как заснул, а когда открыл глаза, то увидел совсем другой мир. Они мне показывали мир таким, каким он был по-настоящему.
Я помню, как нас набирали на Земле. Кто-то бежал, кто-то кого-то уговаривал, а я пошел сразу. У меня были друзья и любимая девушка, но я все равно ушел. Не знаю почему. Родители нашли мне хорошее место, и я мог бы остаться, но мне показалось это не честным. Я как будто всю жизнь ждал чего-то подобного, какой-то глобальной войны. Какого-то события — и я дождался. В глубине души я был рад, но на самом деле мне было страшно. Наверное, я чувствовал фальшь. Она постоянно со мной, и я бежал, чтобы от нее избавиться. К счастью, нас отбирали внимательно. Я попал не в самый плохой батальон, а почти в элитные войска. В конце, когда все было уже решено — а перед этим — три года, три изнурительных года тренировок и простеньких рейдов для закрепления дисциплины. Нас готовили. Против кого мы воевали? Инопланетяне, оттудова. Против себя. Зачем — не знаю. Так было надо. Но воевали мы отчаянно. У нас уже имелось, чем можно было бы угрожать. То, чем можно было бы отбиваться. И мы это охотно пускали в ход. Никого не жалея. Ни себя, ни людей, ни техники. Все — на передовую. Весь мир — в огне. Население сократилось в трое — вдвое во всей Галактике, два миллиарда на Земле — это не шутка. Пшик — и все. Но мы смогли вовремя остановиться, как потом оказалось, все лишь для того, чтобы начать заново, но уже с большим размахом. Самое запоминающееся — это рейды в космосе. Абордажи — глупее не придумаешь, но это было. По самое не хочу. Выстрелы в упор и мощные очереди. Войны на монополиях и захват территорий — было все, но мы оказались лучше. К сожалению для нас. Потому что тяжесть победителя — это забота об оккупированных землях. А что с ними делать — мы понятия никакого не имеем. Все. Крах. Бессмысленно. Но мир еще продолжал дышать. Мне сорок два — слишком много, чтобы мечтать, но слишком мало, чтобы сидеть на диване и смотреть визор. Но потом все закончилось. Так же быстро, как и началось. Просто мир устал, и люди тоже стали больше не в силах держать оружие. Наверное, началась, новая эра, и я смотрю в будущее с надеждой, чтобы успеть помахать рукой тем, кто будет после меня. Мы остались на разных берегах реки, и моста никогда не построят.
— Заставить людей свернуть с выбранного ими пути практически невозможно. Человек — идеальная машина убийства, — голос немного отдает железом, как будто говорит робот. Я молчу.
— Я хочу, чтобы ты понял. Чтобы мы не меняли — все останется неизменным. Человека не поменять.