— Он все время плавает в нездоровых широтах: из Мексики в Гавану и обратно. Там свирепствуют малярия, желтая лихорадка и другие тропические болезни. А что понимают в них врачи? Они знают все болезни только по названиям. Мою болезнь они окрестили неврозом. А что это такое, они не имеют представления. Ровно ничего не понимают они в нервах, а ведь наш брат только на них и держится. Невроз! А я вот умираю от него. Он иссушил меня. И никто не может мне помочь.
Легуве встает, прогуливается взад и вперед по комнате, просит Берлиоза не думать о своей болезни.
— В Санкт-Петербурге жаждут тебя видеть. Там тебя ждет такой же триумф, как и в прошлый раз. Ты будешь дирижировать свои произведения — оперу, симфонии, тебя осыплют почестями. Ты привезешь домой шестьдесят тысяч франков золотом!
Берлиоз устало машет рукой.
— В прежние времена такая весть наэлектризовала бы меня. Но она пришла слишком поздно, с меня довольно. Я опустошен, опустошен внутренне. И знаешь, кто меня погубил? — Больной показывает на противоположный угол комнаты. Там висит гравюра на дереве художника Хокусаи — «Фонарь-призрак»; на гравюре изображен желто-розовый бумажный фонарь на фоне ночного неба, прорезанного молниями; и вдруг фонарь превращается в череп демона с широко разинутой пастью, длинными черными волосами и грозными глазами. Над гравюрой висит желтоватый японский фонарь, очень похожий на заколдованный фонарь Хокусаи. Под гравюрой портрет мужчины с усами и черными глазами — маленький дагерротип в овальной раме.
— Мой отец, — говорит Берлиоз мягко. — Ты не находишь, что он похож на этот призрак? В его комнате висел желтый бумажный фонарь, в те времена он считался диковинкой. Фонарь был свидетелем всех наших споров. Поэтому-то я и купил эту гравюру, когда увидел ее на международной выставке. С тех пор фонарь-призрак олицетворяет для меня мое несчастье, мою болезнь, смерть, которая охотится за мной, возвещает о себе судорогами в желудке и в конце концов прикончит меня.
Но Легуве не нравятся эти речи. Он находит друга чересчур впечатлительным. По его мнению, гравюра на дереве — это просто гравюра на дереве, и она ни в коем случае не походит на отца композитора. Легуве дружески призывает Берлиоза отвлечься от мыслей о себе и о своей болезни. Пусть лучше он подумает о Луи, который вынужден вести жизнь полную опасностей, и примет приглашение из Петербурга, для того чтобы сын мог стать независимым, жениться и переехать к отцу в Париж. (Дочь Легуве, Эрнестина, неравнодушна к Луи Берлиозу, и Легуве не имеет ничего против их женитьбы.) Берлиоз взволнован. Его лицо внезапно светлеет. Он протягивает руки к Легуве.
— Да, мой друг! Ради него, ради Луи. Это большое дитя любит меня, как брата, ему будет приятно читать про меня, а когда я привезу домой кучу франков, он увидит, что я забочусь о нем. Да, я еду в Петербург. Пойдем со мной, мы сейчас же отправимся к антрепренеру.
Берлиоз с трудом вылезает из кровати, звонит своей экономке (это его теща по второму браку) и просит принести ему одежду. С помощью Легуве он одевается, оба уходят. У двери Берлиоз еще раз останавливается, одной рукой показывает на гравюру «Фонарь-призрак», другую руку кладет Легуве на плечо:
— Быть может, нам удастся все же перехитрить его. Во всяком случае, после моей смерти и Луи и человечество получат больше, чем я получил после моего бедного отца. Что он оставил мне? Сто тридцать тысяч франков, чтобы я заплатил долги, материнское проклятие и этот желтый бумажный фонарь.
Легуве берет композитора под руку, ласково увлекает его из комнаты и бодро говорит:
— В Санкт-Петербург, вперед, во славу божью и Франции!
Между тем кольцо танков Африканского корпуса стягивается все уже. Позиции, которые занимают передовые французские части, уже невозможно оборонять долее; французские войска отходят в форт Бир эль Хаким, который при всех обстоятельствах необходимо удержать. Сержант, приятель Гарольда, вновь оказывается поблизости от своего друга, и, покуда его пулеметное подразделение размещается в казематах, он разыскивает Бретона. В пустыне наступает день, на горизонте медленно поднимается солнечный шар.
— А сепсиса у него нет? — спрашивает сержант у санитара.
Сейчас измерим температуру, — отвечает тот. — Сегодня ночью мы совсем сбились с ног. Не хватает людей. У нас слишком мало рук и почти нет медикаментов.
— Можно себе представить, — говорит Шарль, сидя на постели друга и щупая у него пульс. — Когда-то я тоже изучал медицину, — продолжает он, обращаясь к санитару. — И опять займусь ею, как только мы покончим с фашистами.
Больной открывает глаза и смотрит на Шарля:
— Ты здесь, Легуве? — спрашивает он.
Шарль морщит лоб:
— Я здесь, но я не Легуве, я твой друг, сержант Шарль. У тебя, видно, жар, дружище.
— Не уходи, — отвечает Гарольд. — Мой Берлиоз отправляется в путь, и мне не хочется оставаться одному, всеми покинутым.
— Тридцать девять и шесть, — бормочет санитар, — бог его знает, найдем ли мы в этом проклятом сарае среди пустыни нужное лекарство.
— Попробую, — замечает сержант, вставая. — Жаль, если парень погибнет, он очень способный.
— Попытайся, если окажешься возле аппаратной, — говорит санитар, — закажи в Александрии дагенан и, по возможности, пенициллин. К счастью, на свете существуют самолеты. Англичане могли бы сбросить нам лекарства через несколько часов.
— Если только они у них есть, — отвечает Шарль.
В это самое время Гарольд видит, как Гектор Берлиоз запирает свой чемодан. В комнату входит его экономка. Внизу перед домом уже стоит экипаж, Легуве поджидает Берлиоза, чтобы ехать вместе с ним на вокзал Гар дю Нор к скорому поезду на Кельн.
Петербургские газеты опубликовали большие приветственные статьи и воспроизвели гравюру на дереве — портрет Берлиоза работы Курбе. Лицо Берлиоза — высокий лоб, глубокие морщины и длинные седые волосы — полно благородства и значительности. В газетных статьях прославляется «величайший композитор Франции, один из крупнейших музыкантов Европы», который оказывает России честь своим посещением. Берлиоз проезжает через Северную Германию. В Кельне, Ганновере, Берлине и в других городах его встречают на перронах музыканты. Но Берлиозу приятней всего спокойно сидеть в своем купе и, облокотившись на подушки, наслаждаться проплывающим за окном пейзажем. В купе, кроме него, нет никого, он оглядывается вокруг и вспоминает путешествия, которые он совершил прежде. Перед ним встает образ его первой жены Гарриет, потом второй — Марии. Он видит Гарриет на сцене в роли Офелии; Марию, которая поет Эвридику в опере Глюка; постепенно фигуры обеих женщин превращаются в надгробные памятники на Монмартрском кладбище, и Берлиоз в полном одиночестве едет дальше, навстречу восходящему солнцу.
Но вот Берлиоз прибывает в Санкт-Петербург, его встречают с необычайным почетом. Выступления композитора проходят с триумфом. Он дирижирует оркестром императорских театров, который исполняет его произведения. Берлиоз пожинает славу и деньги. Его окружают самые прекрасные светские женщины. Но ничто не радует композитора, не затрагивает его сердца. Несмотря на громадный успех, стоит ему только оказаться одному, лечь, как окружающее перестает существовать для него. Триумф ожидает Берлиоза и в Москве. А потом он возвращается во Францию, радуясь мысли, что везет целое состояние для Луи. Распаковав свои чемоданы и иронически поклонившись «Фонарю-призраку», Берлиоз отправляется на Монмартрское кладбище, здесь покоятся его первая и вторая жены. Усталый и одинокий, садится он возле могил. Проходя по кладбищу, Берлиоз приветствует своих старых «знакомых» — множество мертвецов, покоящихся здесь, и прежде всего Генриха Гейне…
Днем к Бретону приходит врач, температура у раненого поднялась до сорока с лишним. Санитар сообщает врачу, что он просил Шарля радировать о лекарстве. Врач говорит, что английские летчики в форте не появлялись.
Во время осмотра врач старается ободрить Гарольда:
— Ну, что мы поделываем?
— Работаю над биографией Берлиоза. Пожалуйста, не мешайте мне, — бормочет больной.
— Над биографией Берлиоза? — повторяет врач. — Что ж, продолжай в том же духе. — И обращаясь к санитару, говорит: — Если у нас есть лед, не мешает положить ему пузырь со льдом.