— Осторожно, тут ступенька. — Джейк открыл дверь, затянутую сеткой от насекомых, и посторонился, пропуская ее вперед. Энни попыталась рассмотреть что-нибудь в темноте комнаты.
— Сначала посмотришь комнаты, где ты будешь жить. — Его сильные пальцы сомкнулись на ее запястье, отчего по ее жилам сразу же стал разливаться томный жар. Она изо всех сил старалась не обращать на это внимания, а он все тащил ее вперед по темной, обшитой деревянными панелями гостиной, да так быстро, что она только мельком успела заметить тяжелую мебель, плетеные коврики, сложенный из камней камин.
На верхней площадке узенькой, крутой лесенки он наконец отпустил ее.
— Комнаты в торце твои. — Он открыл дверь и отступил, давая ей возможность пройти вперед. — Это когда-то была гостиная моей бабушки.
Воздух здесь был спертый. В противоположном конце комнаты, у окна, стояла швейная машинка с ножной педалью. Энни подошла к ней, потрогала пальцем золотые выпуклые буквы на черном металле и счастливо улыбнулась. Пузатая чугунная печка стояла рядом. Древняя качалка, вольтеровские кресла у стола и лампа довершали обстановку.
— А вот твоя спальня. — Джейк прислонился к косяку и скрестил на груди руки. — Здесь есть замок, можно запереть.
— Зачем? Разве мне следует чего-то опасаться?
Джейк покраснел и потер подбородок.
Энни несколько отодвинулась от него. Она здесь для того, чтобы готовить пищу. И только.
В солнечном свете живыми и яркими казались цвета выгоревшего от времени лоскутного покрывала, которым была застелена резная кровать из клена. Такой же резной туалетный стол с зеркалом стоял у внутренней стены. На дубовых досках пола лежал большой плетеный коврик.
— Эта комната прелесть! — воскликнула Энни.
Кивком Джейк позвал ее обратно на лестницу.
— Теперь кухня.
В радостном предвкушении Энни последовала за ним.
Первое, что увидела Энни, был длинный, застеленный клеенкой обеденный стол, за который вполне можно было усадить небольшую армию.
Она приостановилась возле стола.
— Неужели вы едите за ним впятером, вы и четверо ваших работников? Такой гигантский стол!
— Это сейчас нас пятеро. В период клеймения будет по крайней мере на шесть человек больше.
Джейк толкнул следующую дверь, и Энни оказалась в самой большой — и самой грязной — кухне из всех, когда-либо виденных ею.
— Господи Боже мой, — только и смогла прошептать она. Кислая вонь протухших объедков и старой кофейной гущи достигла ее ноздрей, и ее сразу замутило. Тошнота комом встала в горле.
За спиной раздался голос Джейка:
— Для плиты мы используем пропан. Баллон снаружи. Тебе придется проверять манометр.
— Проверять манометр, — повторила она немеющими губами, глядя на груды тарелок и сковородок, вперемешку сваленных на рабочих столах по обе стороны мойки. Солнечный свет едва просачивался сквозь широкое, но грязное окно и безжизненно свисающие занавески, из общей картины запустения выбивалась только вполне современная раковина из нержавеющей стали.
— А где посудомоечная машина? — Энни еще раз окинула взглядом помещение, полагая, что сначала не заметила ее.
— Посудомоечной машины нет. Это ранчо, на котором разводят скот; здесь нет места для предметов роскоши, и денег на лишние в хозяйстве машины у меня тоже нет.
«Неужели все эти годы я обучалась кулинарии ради этого?» — с отчаянием подумала она. Что-то изнутри давило на ее глазные яблоки, и давление это становилось обжигающим. Царапающее ощущение в горле сигнализировало: сейчас хлынут слезы. Рыдать не входило в ее намерения, а потому она с трудом сглотнула комок и продолжила осмотр.
Дальше, там, где кончался рабочий стол, высилась морозилка; здоровенная, как сундук, она словно стояла на часах по одну сторону закрытой двери. По другую сторону примостилась черная приземистая печь, широкая металлическая труба которой уходила в потолок. Четыре изогнутые ножки печи почти продавили толстый, в дюйм толщиной, металлический лист, на котором она стояла.
— Печь, конечно, топится не дровами? — спросила Энни, причем в голосе ее зазвучали умоляющие нотки.
— Дровами она топится, дровами. А что, это проблема? — выражение лица у Джейка было настороженное, выжидающее.
— Но я никогда…
— Вот ящик для дров. — Он пнул короб ногой. — Ребята будут приносить дрова.
— Но… — Она окинула взглядом заляпанный объедками свинарник и с тоской вспомнила чистейшие кухни, где проходила обучение. Может, все-таки стоит всплакнуть? Или не принимать близко к сердцу? Ее врожденное чувство юмора возобладало. С трудом сдерживая смешок, она прислонилась к облупленному рабочему столику и посмотрела на Джейка. Одного взгляда на его озадаченное лицо оказалось достаточно, чтобы сдерживаемый смешок превратился в рвущийся наружу безумный хохот. Она ткнула пальцем в новую металлическую раковину, втиснутую между двумя древними рабочими столиками:
— А что случилось с раковиной, которая была тут изначально?
Он снял шляпу и пригладил мокрые от пота волосы.
— Подкову я в нее уронил. Ну, фаянс и треснул. Раковина стала протекать.
— Вы мыли подкову в кухонной раковине? — Она вся словно таяла, трясясь от дурацкого смеха, и понимала, что это от стресса и переутомления.
— Мисс Рид? Энни?
Она почувствовала крепкие пальцы Джейка на своем плече.
Вытирая слезы тыльной стороной руки, девушка улыбнулась и сказала:
— Когда все так плохо, что уж хуже и быть не может, следует смеяться.
Он окинул кухню критическим взором.
— Конечно, помыть здесь немного не помешало бы.
— «Немного» — это не совсем то слово. — Обследуя кухонные шкафы для посуды, она наткнулась на кастрюлю размером с хороший котел и вытащила ее на свет. Ее стенки были покрыты засохшими остатками какой-то пищи, точную природу которой определить было уже невозможно. — Вот так вы и получили пищевое отравление.
— И тебя в повара, кстати, по этой же причине. — Нетерпеливо фыркнув, он упер руки в худые бока и уставился на нее прищуренными глазами.
— В нашем соглашении ничего не говорилось о том, что мне придется повторить один из подвигов Геракла.
Он взял со стола огромнейшую консервную банку и швырнул ее в переполненное мусорное ведро.
— Ничего с тобой не случится, если ты здесь приберешься. Думаю, это не труднее, чем выгрести навоз из конюшен.
— Для меня — труднее. — Она мысленно отметила, что в ее голосе появились пронзительные нотки. — Я потратила несколько лет и все свои средства — все, что смогла наскрести! — на то, чтобы обучиться искусству приготовления блюд для гурманов. А выгребать навоз из конюшен я не училась.
— Собираешься уклониться от выполнения соглашения, а, городская?
Твердо решив, что не даст ему запугать себя, Энни выпрямилась и встретила свирепый взгляд не менее свирепым взглядом:
— Я проработаю здесь ровно шесть месяцев, деревенский!
— Посмотрим, посмотрим. — Уже выходя в прихожую и закрывая за собой дверь, он приостановился, чтобы сказать: — У меня, между прочим, тоже здесь есть работа, которую надо выполнять. Позовешь, когда ужин будет готов.
Энни вздохнула и принялась составлять в уме список «Что следует сделать» и вдруг нашла чистый передник.
Ничего, зато ей всегда думается лучше всего именно тогда, когда приходится работать, закатав рукава, утешила она сама себя. Заткнула затычкой раковину, наполнила ее горячей водой, насыпала мыльного порошка и принялась складывать в пузырящуюся пену тарелки с присохшими остатками еды, ложки, вилки, ножи. Она механически выполняла знакомые действия и все острее ощущала тишину этого дома, его отрезанность от мира.
Теперь, когда она осталась одна, самообладание покинуло ее, и горячие слезы покатились по щекам. Она терла щеткой тарелку и думала о том, что это ее первая настоящая работа после выпуска из института.