— Слышали новости? — спросил ее младший сенатор из Иллинойса за бокалом белого вина.
— Что вы имеете в виду?
— Швейцария. Или налет террористов, или ограбление банка. Швейцарские полицейские отлично справились с бандитами.
— Мальчики со своими ружьями, — небрежно фыркнула Брайтлинг.
— Операция широко освещалась телевидением.
— Американский футбол тоже, — заметила Брайтлинг с мягкой, но раздраженной улыбкой.
— Верно. Почему новый президент не поддерживает вас по проблеме глобального потепления? — спросил далее сенатор, не зная, как пробиться сквозь броню ее поведения.
— Видите ли, нельзя сказать, что он не поддерживает меня, просто он считает, что нам нужны дополнительные научные данные по этой проблеме.
— А вы так не считаете?
— Честно говоря, нет, по моему мнению, у нас вполне достаточно научной информации по этому вопросу. Данные представляются мне четкими и ясными. Однако сам президент в этом не убежден и не считает правильным принимать меры, которые подействуют на экономику, до тех пор, пока он в этом полностью не уверен.
— Мне нужно постараться убедить его еще раз, — добавила она.
— А вы недовольны этим?
— Мне понятна его точка зрения, — ответила советник по науке, удивляя сенатора, земляка Авраама Линкольна. Значит, подумал он, все, кто работает в Белом доме, вынуждены соглашаться с этим президентом. Кэрол Брайтлинг была неожиданным дополнением к числу сотрудников Белого дома, ее политическая позиция резко отличалась от политики президента, несмотря на то что ее уважали в научном мире за точку зрения по окружающей среде. Это был ловкий политический ход, скорее всего подсказанный главой аппарата Белого дома, Арнольдом ван Даммом, являющимся, несомненно, самым искусным политиканом в этом городе бесчисленных маневров. Он-то и обеспечил президенту некоторую поддержку движения по охране окружающей среды, которое превратилось в немалую политическую силу в Вашингтоне.
— Вас не беспокоит, что президент сейчас в Южной Дакоте и расстреливает беззащитных гусей? — с усмешкой спросил сенатор, когда официант принес ему новый бокал.
— Homo sapiens по природе является хищником, — ответила Брайтлинг, оглядывая комнату в поисках других собеседников.
— Но только мужчины?
Улыбка.
— Да, мы, женщины, гораздо более миролюбивые.
— О, посмотрите, там ваш бывший муж в углу, правда? — спросил сенатор, пораженный тем, как изменилось ее лицо после его слов.
— Да. — Равнодушный голос, никаких эмоций, когда она повернула лицо в противоположную сторону. Заметив его, ей не нужно делать больше ничего. Оба знали правила. Не ближе тридцати футов, никакого продолжительного контакта взглядов и, конечно, никаких слов.
— У меня была возможность вложить деньги в «Горайзон Корпорейшн» два года назад. С тех пор я бил себя по лбу за глупость много раз.
— Да, Джон заработал для себя кучу денег.
И это спустя много времени после развода, так что она не получила ни гроша. Вероятно, это плохая тема для разговора, тут же подумал сенатор. Он был избран сенатором совсем недавно и еще не понял, как вести вежливый разговор.
— Да, он изрядно разбогател, насилуя науку таким образом.
— Вы не одобряете этого?
— Изменять структуру ДНК в растениях и животных? Нет, не одобряю. Природа развивалась без нашей помощи в течение по крайней мере двух миллиардов лет. Сомневаюсь, что ей требуется наша помощь.
— Вы хотите сказать, что существуют веши, которых не следует знать человеку? — спросил сенатор с улыбкой. Его профессиональная квалификация состояла в заключении договоров, в рытье ям в грунте и строительстве чего-то, нежелательного для природы, хотя его чувствительность к проблемам окружающей среды, подумала доктор Брайтлинг, возникла из любви к Вашингтону и желания оставаться здесь, в ауре атмосферы власти. Это называли лихорадкой Потомака, болезнью весьма заразительной, но плохо поддающейся лечению.
— Проблема, сенатор Хокинг, заключается в том, что природа является одновременно сложной и тонкой. Когда мы меняем что-то, мы не можем точно предсказать последствия изменений. Это называется Законом Непредусмотренных Последствий, нечто, с чем хорошо знаком конгресс, правда?
— Вы хотите сказать...
— Я хочу сказать, что причина, по которой у нас есть федеральный закон относительно воздействия на природу, заключается в том, что намного проще разрушить вещи, чем затем исправить ситуацию. В случае с формированием новых комбинаций ДНК мы можем с большей легкостью изменить генетический код, чем оценить, какие последствия вызовут эти изменения через сотню лет. Подобное могущество должно использоваться с величайшей осторожностью. Мало кто понимает этот простой факт.
Поскольку с этим трудно спорить, сенатор был вынужден элегантно признать ее правоту. Через неделю Брайтлинг будет выступать с этим вопросом перед его комитетом. Неужели из-за этого и разбилась семейная жизнь Джона и Кэрол Брайтлинг? Как печально. С этой мыслью сенатор извинился и пошел к своей жене.
— В этой точке зрения нет ничего нового. — Джон Брайтлинг защитил докторскую диссертацию по молекулярной биологии в университете Виргинии вместе со степенью доктора медицины. — Она началась с человека по имени Нед Луддс несколько столетий назад. Он боялся, что Индустриальная революция положит конец экономике Англии, когда все ковырялись в земле у себя в коттеджах. И он был прав. Экономическая модель была разрушена. Но ее заменило нечто, ставшее более выгодным для потребителей, и поэтому мы называем это прогрессом! — Неудивительно, что Джон Брайтлинг, миллиардер, стремящийся стать номером два, выступал перед небольшой толпой почитателей.
— Однако сложность... — начал было возражать кто-то из толпы.
— Это случается каждый день — фактически каждую секунду. И это же происходит с вещами, которые мы пытаемся победить. Рак, например. Неужели, мадам, вы готовы положить конец нашей работе, если это означает, что мы не создадим лекарства против рака груди? Эта болезнь поражает пять процентов человеческого населения во всем мире. Рак является генетической болезнью. Ключ к избавлению от этой болезни таится в человеческом геноме. И моя компания собирается найти этот ключ! То же самое относится к старению. Группа ученых под руководством Салка в Ла Джолле нашла ген, убивающий нас, больше пятнадцати лет назад. Если нам удастся обнаружить способ, борющийся с ним, бессмертие человека может стать реальным. Мадам, разве мысль о том, чтобы жить вечно в двадцатипятилетнем теле, не привлекает вас?
— Но как поступить тогда с огромным количеством людей, населяющих планету? — возражение женщины, члена конгресса, прозвучало на этот раз несколько тише, чем ее первое.
— Ответим на все вопросы по порядку. В результате изобретения ДДТ исчезло огромное количество насекомых, разносящих болезни, а это увеличило население во всем мире, не правда ли? О'кей, сейчас нас слишком много, но кто хочет вернуть обратно комаров анофелес? Разве малярия является разумным способом контроля населения? Никто не хочет вернуться к войнам, верно? А ведь когда-то мы тоже пользовались ими как методом контроля населения. Но затем мы отказались и от этого. Черт побери, контроль населения не является такой уж неразрешимой проблемой. Она называется контролем рождаемости, и передовые страны уже научились пользоваться ею, и этому могут научиться и отсталые страны, если у них будет разумная причина для этого. На это может уйти поколение или даже больше, — рассуждал Джон Брайтлинг, — но разве здесь есть люди, которые не хотят снова стать двадцатипятилетними — со всем, чему мы научились за это время, разумеется. Мне это чертовски нравится! — воскликнул он с теплой улыбкой. С огромными жалованьями и обещаниями получения акций его компания привлекла к себе невероятное количество талантливых людей, стремящихся работать над этим геном. Доходы, которые можно получить от его контроля, невозможно даже сосчитать, и американский патент будет действовать семнадцать лет!
Бессмертие человека, новый Святой Грааль для медицинского сообщества — и впервые это было основанием для серьезного исследования, а не что-то из научной фантастики.