Марк не удержался от смеха.
— Вот так соседство. Ты и Даниэль Бун, верно?
На лице Фостера появилось несколько смущенное выражение.
— Да, это правда, до него добрых пять миль.
— Но знаешь, ты прав. Представь себе, как это выглядело, перед тем как сюда пришел белый человек. Никаких дорог, за исключением речных берегов и тропинок, протоптанных оленями, да и охота была здесь, по всей вероятности, потрясающей. Достаточно хорошей, полагаю, чтобы тебе не приходилось заниматься тяжелой работой, добывая пищу. — Фостер сделал знак в сторону стены своей бревенчатой хижины, где возвышался камин, — стена была увешана охотничьими трофеями, причем не все были добыты законным способом, но здесь, в горах Биттеррут Монтаны, было немного полицейских, а Фостер держался одиноко.
— Это наше право первородства.
— Должно быть, — согласился Фостер. — За это стоит бороться.
— Насколько отчаянно? — спросил Марк, восхищаясь трофеями. Ковер из шкуры медведя гризли был особенно впечатляющим — и, по всей вероятности, чертовски незаконным.
Фостер налил еще бурбона для своего гостя.
— Я не знаю, как обстоят дела на востоке страны, но здесь если вы боретесь, то вы действительно боретесь. До самого конца, парень. Пуля между фарами обычно успокаивает твоего противника.
— Но затем тебе приходится избавляться от тела, — сказал Марк, отпивая бурбона.
Этот человек покупал только дешевое виски. Ну что ж, по-видимому он не мог позволить себе что-то получше.
— Ты когда-нибудь слышал об экскаваторе? А как относительно хорошего костра?
Кое-кто в этой части штата считал, что Фостер убил полицейского, следившего за правилами охоты и рыбной ловли. В результате он старался избегать местной полиции, а дорожные полицейские следили за тем, чтобы он не превышал положенной скорости даже на милю. Однако, несмотря на то, что полицейский автомобиль удалось найти — сожженным — в сорока милях отсюда, тело исчезнувшего полицейского так и не удалось обнаружить. На этом все закончилось. В этой части штата было мало людей, готовых выступить свидетелями, даже если они живут в новом доме в пяти милях отсюда. Марк отпил еще несколько глотков бурбона и откинулся на спинку кожаного кресла.
— Так приятно чувствовать себя частью природы, правда?
— Да, сэр. Несомненно. Иногда я думаю, что мне понятны чувства индейцев.
— Знаком с ними?
— Да, конечно. Чарли Грейсон, он же Нез Перс, охотничий гид, я забрал у него лошадь. Поступаю так, чтобы заработать немного наличных, главным образом отвожу лошадей на высокое плато, встречаю людей, которые имеют их. Кроме того, там немало лосей.
— Как относительно медведей?
— Здесь их достаточно, — ответил Фостер. — Главным образом черные, но попадаются и гризли.
— Чем ты пользуешься для охоты? Луком со стрелами?
Фостер добродушно покачал головой.
— Нет, я восхищаюсь индейцами, но сам не принадлежу к их числу. Это зависит от того, на кого я охочусь и где занимаюсь охотой. Главным образом применяю «винчестер магнум» калибра 0,300, но вблизи сойдет и полуавтоматический дробовик, заряженный пулями. Нет ничего лучше, чем просверлить отверстие в три четверти дюйма, когда добываешь добычу.
— Патроны заряжаешь сам?
— Разумеется. Так ты лучше чувствуешь приготовления к охоте. Нужно иметь уважение к зверям, понимаешь, делать счастливыми горных богов.
Фостер улыбнулся, произнося это своим обычным сонным голосом, заметил Марк. В каждом цивилизованном человеке скрывается дикарь, ждущий удобного случая, чтобы выйти наружу, действительно верящий в горных богов и в умиротворение убитых животных. Так поступал и он, несмотря на свое техническое образование.
— А чем занимаешься ты, Марк?
— Молекулярной биохимией, я ведь доктор философии.
— Что это значит?
— О, пытаюсь разгадать, откуда пошла жизнь. Почему, например, у медведя столь тонкое обоняние, — продолжал он лгать. — Это может быть интересным, но моя реальная жизнь заключается в том, что я бываю в местах вроде этого, охочусь, встречаюсь с людьми, которые действительно разбираются в животных лучше меня. Парнями вроде тебя, — заключил Марк, поднимая стакан в качестве салюта. — А чем занимаешься ты?
— Видишь ли, сейчас я вроде как ушел от дел. Заработал немало. Ты сможешь поверить, что я был геологом нефтяной компании?
— Где ты работал?
— По всему миру. У меня хорошее чувство поиска нефти, и нефтяные компании платили мне кучу денег за то, что я находил им удачное место. Но мне пришлось отказаться от этого. Наступил момент — ты ведь много летаешь, правда?
— Да, бываю здесь и там, — подтвердил Марк, кивнув головой.
— Коричневое пятно, — сказал дальше Фостер.
— Что?
— Да брось ты, видишь его во всем проклятом мире. Поднимаешься на тридцать тысяч футов, и вот оно, коричневое пятно. Сложные углеводороды, главным образом от пассажирских реактивных лайнеров. Однажды я летел из Парижа — там у меня была пересадка во время перелета из Брунея, я полетел иным путем, потому что мне захотелось остановиться в Европе и встретиться с другом. Как бы то ни было, я летел в гребаном «Боинге-747» над серединой гребаной Атлантики примерно четыре часа от ближайшей земли, понимаешь? Кресло первого класса у иллюминатора, смотрю в окно и вижу его, это пятно, — это проклятое коричневое дерьмо, и тогда я понял, что помогаю появлению этих пятен, загрязняющих всю гребаную атмосферу, вот и все.
— Как бы то ни было, — продолжал Фостер, — это был момент моего обращения, думаю, это можно назвать так. На следующую неделю я написал заявление об отставке, забрал свои акции, обратил их в наличные, получил полмиллиона долларов и купил эту землю. Так что теперь я охочусь и ловлю рыбу, осенью немного работаю гидом, много читаю, написал небольшую книгу о том, что делают продукты нефтяной промышленности с окружающей средой, этим все и закончилось.
Разумеется, именно книга привлекла внимание Марка. Рассказ о коричневом пятне был в ее плохо напечатанном предисловии. Фостер верил в пятно, но он не был сумасшедшим. В его дом проведено электричество и телефон, Марк увидел современный Гейтвэй (компьютер) на полу рядом с письменным столом. Даже спутниковая тарелка плюс обычный «Шеви» пикап с пирамидой для ружей у заднего окна... и дизельный экскаватор. Так что он, возможно, и верил, но не был слишком уж безумным относительно этого. Хорошо, подумал Марк. Фостер просто должен быть достаточно сумасшедшим. Он и был таким. Убийство полицейского, надзирающего за правилами рыбной ловли и охоты, являлось доказательством этого.
Фостер посмотрел на него дружеским взглядом. Он встречал парней вроде этого во время службы в «Эксоне». Городской тип, но умный, не боится запачкать руки грязной работой. Молекулярная биохимия. Этот предмет не был основным в горной школе, но Фостер подписывался также на «Сайенс Ньюз» и знал кое-что об этом. Вмешивается в законы жизни... но, как ни странно, разбирается в оленях и сохатых. Ну что ж, мир — это сложное место. И в этот момент его посетитель увидел люситовый блок на кофейном столике. Марк поднял его.
— Что это?
Фостер ухмыльнулся над своим стаканом.
— Как ты считаешь, на что это похоже?
— Ну, это или железный колчедан, или...
— Это не железо. Я разбираюсь в породах, сэр.
— Золото? Но откуда?
— Нашел в своей речке, примерно в трехстах ярдах вон в том направлении. — Фостер протянул руку, указывая направление.
— Это достаточно большой самородок.
— Пять с половиной унций. Стоит примерно две тысячи долларов. Ты знаешь, люди — белые люди — жили на этом ранчо, вот здесь, больше сотни лет, но никто не увидел его в речке. Когда-нибудь я захочу проследить путь, по которому он скатился, не исключено, что обнаружу неплохое месторождение. Должно быть, где-то поблизости, на боку самородка кварц. Кварцевые и сопутствующие золотые месторождения нередко бывают богатыми из-за того, как эти породы появились в пузырях из земной коры. Этот район вулканический, все эти горячие источники и прочее, — напомнил он своему гостю. — Иногда здесь случаются даже землетрясения.
— Значит, у тебя может быть своя золотая шахта?