Злости на Вику не было. У Вики была любовь с самим Аликом, а пойти к Алику они не могли — он был москвич, жил с родителями, бабушкой и сестрой, и закон канцелярской кнопки там был бессилен.
Ольга собиралась выйти из вестибюля, выслушала тети Машино: «Как хорошая девчонка, так бедолага» — и застыла на крыльце, едва не столкнувшись с парнем, которого обругала.
«Выследил», — подумала она и метнулась назад, в здание.
— Тетя Маша, ко мне никого не пускайте, — предупредила она вахтершу.
Вход в общежитие шел мимо застекленного окошка, где сидела вахтерша, и был перегорожен раздвижной решеткой. Во власти вахтерши было пропустить кого-то или нет.
— Хорошо, хорошо, Олюшка, а что случилось-то? — чуть ли не высунулась из окошечка тетя Маша.
— Потом, потом, — махнула рукой Ольга, видя, что парень заходит в здание. Когда она входила в лифт, она видела, что он беседует с вахтершей, а когда створки лифта захлопнулись, она успела заметить, что тетя Маша оказалась предательницей и пропустила его все-таки.
Ольга бегом добралась до своего блока, открыла дверь. Дверь в ее комнату по-прежнему украшала кнопка, соседок не было. Заперевшись изнутри, Ольга сидела в небольшом коридоре, около самодельной кухни, ожидая, что сейчас раздастся стук, и притихнув, как мышка, чтобы парень не заподозрил ее присутствия здесь. Но стука не раздалось, даже ничьих шагов не было слышно, зато в комнате, где жили Ольга и Вика и в которую Ольга сейчас не могла попасть, был слышен громкий ритмичный скрип. Ольге было почти восемнадцать, и она уже полгода училась во ВГИКе, жила в общежитии и поэтому не сомневалась, что скрипит кровать Вики. Подругу она не осуждала. Не для того ли припасала веревочную лестницу всем известная Джульетта, чтобы к ней по ночам мог залезать в комнату Ромео.
Ольга играла этот эпизод и представляла себе чувства юной девушки, ждущей любимого, и вместе с Джульеттой успела осознать, что все в любви чисто. Но сейчас ей было очень не по себе. И от этого скрипа, и от того, что она его слышит, а выйти в коридор страшно — можно столкнуться с незнакомцем, который так явно был взбешен ее словами, что пришел выяснять с ней отношения. Иначе зачем он здесь? То, что он попал случайно на их занятия, сомнений не было: Ольга знала всех студентов с актерского факультета, даже старшекурсников, потому что часто, если занятия актерского мастерства на их курсе не совпадали со старшими, просила разрешения поприсутствовать на занятиях старших курсов. Если бы не страх, Ольга больше секунды не смогла бы выдержать, слыша эти звуки. Ее лицо заливала краска, ее кидало в жар, словно она и не замерзла на улице из-за мокрых сапог. Ей было стыдно. И она понимала, почему. Тем, что она невольно подслушивает, что между двумя чисто и возвышенно, она вносит в их чувства грязь и пошлость.
Она сидела на стульчике рядом с электроплиткой, на которую даже боялась поставить чайник, так как теперь не хотела, чтобы ее присутствие было замечено с двух сторон: и из коридора, и из комнаты. Она зажала уши, но хоть и приглушенно, но все равно все слышала, а когда раздались стоны, вскочила перепуганная. «Что там у них произошло?» — мелькали у нее в голове самые ужасные мысли. Вика — девушка интересная, в нее многие влюблены. Что, если Алик приревновал ее к кому-то и после занятий любовью, как другой герой Шекспира, решил убить? Когда раздался крик, она постучала, забыв о том, что скрывается от преследователя, который все еще мог выжидать в коридоре. Но страх за подругу был сильнее страха за себя. Не дождавшись ответа, постучала снова, на этот раз сильнее. За дверью стало тихо, но она продолжала стучать. Вика замолчала, может быть, ее уже нет в живых? Воображение рисовало залитую кровью комнату, изуродованную ревнивцем Вику. Наконец дверь распахнулась, на пороге появилась Вика, живая и невредимая, стягивающая на груди полы халата.
— Олька? Какого черта… — недовольно сказала она.
— Ты… с тобой все в порядке, — смущенно пробормотала Ольга. — Я испугалась за тебя, услышала стоны, крик.