Выбрать главу

— Как на каруселях, — поправила Рита и продолжала рассказывать Оле: — Папа полетит далеко, это называется север, там живут живые мишки, и он мне привезет одного.

— Я бы привез, да ему будет у нас жарко в квартире, — сказал папа.

— А мы балкон откроем, — предложила Рита.

— Тогда сами замерзнем, — поддержала игру мама.

— Я тебе лучше игрушечного привезу, он будет совсем как живой, но ему не будет жарко, — придумал компромиссное решение отец.

Рита согласно кивнула и уснула у него на руках, ее отнесли в детскую и уложили спать.

— Рассказывай, Олененок, я ведь вижу, что у тебя что-то важное и радостное произошло, — притянув к себе расстроенную старшую дочку, попросил отец.

Настроение снова поднялось, как только отец прижал ее к себе и приготовился слушать. Как и младшую, он усадил Олю на колени, и она, взахлеб, забывая о последовательности, выкладывала новости, а он не перебивал, широко улыбался, и она видела, что и его глаза загораются такой же радостью, какая жила и в ее сердце. И за ужином родители продолжали слушать возбужденную Олю, и никто не ругал ее, и мама, и папа только засмеялись, когда она, от избытка эмоций жестикулируя, смахнула на пол тарелку. Потом Оля легла спать, а папа стал одеваться, собираясь в дорогу. Но Оле не спалось, и она в ночной рубашке, босиком то и дело появлялась на пороге гостиной. Отец уже облачился в черный костюм, который очень шел к его черным, чуть вьющимся волосам. Мама завязывала ему галстук, а он мешал ей, целуя ее.

— Перестань дурачиться, Игорь, — шутливо сердилась мама, а сама улыбалась. — Ты лучше вспомни, не забыл ли чего.

— Забыл, — сказал отец, увидев маячившую в дверях детской комнаты дочку. — Забыл Олененка уложить. — Он подошел, подхватил Олю на руки, понес в кровать.

— Ненавижу твои дурацкие командировки, — сказала Оля.

— Они не дурацкие, они очень важные и нужные для многих людей, — ответил он, держа ее на руках. Его руки словно предназначены были для того, чтобы держать Олю, так было ей уютно, сразу стало спокойно и захотелось спать. — А ты не думай о том, что мы расстанемся, это ведь ненадолго, только на неделю. Ты думай о том, что я тобой горжусь и что через шесть лет мы с тобой поедем в Москву, и ты поступишь во ВГИК. Ты станешь великой, знаменитой актрисой, а я стану совсем стареньким. Ты будешь часто уезжать на съемки кинофильмов, а я буду тоже скучать по тебе и ждать тебя, когда ты вернешься. И еще буду смотреть по телевизору фильмы, в которых ты будешь играть главные роли, и говорить всем: «Это моя дочка, мой Олененочек», — шептал он ей, чтобы не разбудить спящую Риту.

— Пап, а Вика говорит, что из меня никогда артистка не получится, — неуверенно сказала Оля. — И вот сегодня…

— Ты талантливая, по-настоящему талантливая, никогда не сомневайся в этом и никого не слушай, а на Вику не сердись. У всех людей есть слабости, на то они и люди, и их нужно прощать, — сказал отец.

И Оля понимала, это действительно так.

— Ну все, довольно, Игорь, опоздаешь. — В детскую спальню зашла мама.

Отец бережно опустил Олю на кровать, поцеловал в щеку, спросил:

— Договорились?

— Да, — кивнула Оля. Сквозь слипающиеся глаза она видела, как он подошел к маленькой детской кроватке, где посапывала Рита, перегнулся через деревянную решетку, поцеловал и малышку.

— Не забудь про мишку, — словно и не пыталась заснуть, сказала Рита и опять сладко засопела.

— Рубашку помял, — с упреком говорила мама отцу. До слуха Оли доносились из гостиной их голоса. — Зачем нужно было такую большую девочку на руки поднимать?

— Она маленькая, моя большая девочка — это ты. — Через полуоткрытую дверь Оля видела, как отец точно так же легко, словно мама и впрямь была девочкой, поднял на руки маму, и уснула, слыша счастливый мамин смех и ощущая так знакомое ей состояние счастливого покоя.

Разбудили ее громкие мужские голоса, она вскочила, выбежала в гостиную, чувствуя детским инстинктом, что случилась беда. Голоса мужчин принадлежали двум ближайшим друзьям отца, работающим с ним на одном заводе. Увидев девочку, мужчины замолчали. И очень тихо в затянувшейся паузе прозвучал голос мамы, бледной и неестественно спокойной по сравнению с встревоженными и взбудораженными людьми:

— Ольга, у тебя больше нет отца. Как мы будем жить дальше? Что теперь делать? Что делать?

До Оли, только что пробудившейся от детского сна, не сразу дошел смысл маминых слов — был только ужас оттого, что мама была совсем не такой, какой она привыкла ее видеть: перед ней сидела словно бы чужая тетя, внешне напоминавшая маму. Мама всегда была улыбчивой, молодой, красивой. А в кресле сидела постаревшая окаменевшая женщина.