– Ну пойдем – ответил учитель.
«Вот и все. Совсем не страшно», – пронеслось в голове Олеси.
Он протянул ей руку и уверенно повел в центр танцпола. Не ощущая под собой землю и еще не осознавая, что происходит, Олеся положила руки ему на плечи, почувствовала, как его левая рука легла ей на талию, а правая нежно придерживала спину. Его прикосновения жгли огнем, и все же не обжигали, дарили блаженное тепло и наслаждение. Чудилось ей это или его руки действительно были теплыми, она так и не поняла. За время танца не было произнесено ни слова.
Прозвучали последние аккорды. Павел Иванович кивком головы поклонился, тихо сказал «спасибо» и отвел Олесю к скамейке, где сидела Марина. Сам же тут же вышел из актового зала.
Дискотека закончилась. Олеся, не заходя в класс, бегом спустилась в гардероб, торопливо оделась, как будто боялась, что кто-то может украсть ее нежданное счастье. Только выйдя на улицу, за ворота школы, она глубоко вдохнула морозный воздух, посмотрела вдаль, сквозь дома, на темное небо, на фонарь, в свете которого переливаясь и сверкая, кружились снежинки, и неспешно побрела домой. Марину сегодня провожал Макс, и это было как нельзя кстати. Олесе хотелось побыть одной, со своими ощущениями, приятными и волнующими, легкими и ласковыми, как руки любимого. Она впервые ощущала такое физическое единение с мужчиной, ее тело горело желанием чего-то неведомого, еще более близкого, интимного и фантастического.
Март 1996 г., спортзал
– Пашка, ты влюбился, – вынес вердикт Игорь, учитель физкультуры.
Игорь Юрьевич и Павел Иванович, а сейчас просто друзья Игорь и Пашка, сидели в каморке в спортзале и коротали время до большого педсовета. Ничем серьезным заниматься уже не было смысла, через 20 мин. начнется собрание, а пока можно было расслабиться.
– Не говори ерунды. Я женатый человек, учитель, старше ее на 18 лет. Какая тут любовь? Кроме того, она же несовершеннолетняя, – с раздражением в голосе защищался Павел.
– Да… Это многое меняет! – с усмешкой и откровенным подтруниванием возразил Игорь. – И поэтому ты так нежно ее обнимал в танце, да? Понимаю, понимаю. Вдруг кто обидит, лучше обниму покрепче, защищу от всех невзгод… Ржу, не могу, Пашка, ну признайся, влюбился же!
– Ты откуда знаешь, как я ее обнимал? Тебя же там не было, – заметил Павел.
– А у нас как в деревне: «Не сойтись, разойтись не сосвататься, в стороне от придирчивых глаз...», – Игорь вспомнил старый советский фильм.
Павел погрустнел. Молча смотрел в окно, на стадион, где несмотря на еще лежащий мокрый и скользкий снег, мальчишки гоняли в футбол. Потом резко встал, как будто собираясь уйти, но вдруг остановился:
– Так сильно видно?
– Видно, Паш, всем видно. Будь осторожен, – Игорь подошел к Павлу и похлопал по плечу, – с огнем шутки плохи.
– Да что я делаю не так, как я себя веду? Что вы все ко мне пристали? Что конкретно в моем поведение кажется тебе непорядочным? – Павел все сильнее раздражался и злился.
– Я вообще-то ничего не говорил про непорядочность.
– Ты не говорил, а Лена вот целую лекцию прочитала. И такой я, и сякой. Хоть прямо сейчас надевай наручники и в камеру кидай. И юное сердце травмирую, и психику ей нарушаю, а что будет, если девочка забеременеет… да жуть… столько всего наговорила. Удивляюсь, как я все это дослушал. Нужно было просто уйти.
– Нашел кого слушать. Она же сама в тебя не первый год влюблена. Завидует Олеське, хорошо, что ума хватает сдерживать эмоции. Как у Олеси с географией, не жаловалась она тебе?
– Нет, ничего такого, – Павел задумался, – откуда вокруг меня столько любви сразу? Жил себе спокойно, жену любил. И люблю и буду любить… А вообще нужно проверить оценки по географии у Олеси, на всякий случай. Хотя вряд ли Елена Николаевна будет вредить девочке, зависть завистью, но характер у нее незлобный.
– … Паш, ты кроме своей Олеси вообще больше ничего теперь не видишь?
Павел пожал плечами, недоумевая и словно за что-то извиняясь.
– Как ты думаешь, чем все это закончится? – спросил Игорь и внимательно посмотрел на Павла.
– Да ничем. Еще полтора года, и она получит аттестат. Все решится само собой. И не любовь это вовсе, так… Девичьи грезы.
– А у тебя? Тоже не любовь?
– … Не знаю, – ответил Павел с небольшой паузой. Пойдем, время уже. Не до сантиментов, работать нужно.
Сидя на собрании, Павел Иванович думал об Олесе. Никаких дурных мыслей на ее счет у него не было. Он не собирался ее соблазнять или как-то провоцировать. Однако смотреть на нее, обнимать в танце, ловить ее взгляд во время урока было приятно. «Я же нормальный мужик, поэтому мне и приятно, ничего большего» – успокаивал он себя. Но слова Игоря про игру с огнем его задели, а нравоучения Лены испугали: «Что будет, если его обвинят в педофилии? Что будет с женой и сыном? А с карьерой? Нужно что-то делать».
Педсовет был долгим и занудным и ничем не мешал ходу мыслей Павла. В конце концов, он принял решение. Осталось потерпеть два месяца, а пока можно просто порадоваться этому чувству. Павел отлично контролировал свои эмоции. И если уж решил, никто и ничто не могло повлиять на его выбор.
Апрель 1996 г.
Стоял по-летнему жаркий апрель. В школе объявили повсеместный субботник. В коридорах как грибы на опушке, сгорбившись сидели ученики и отмывали линолеум от черных полос, а местами даже и прилипших жвачек. Для всего этого использовалось строго запретное средство, тщательно скрываемое от учителей – канцелярское лезвие. Только им можно было отскрести следы, оставляемые черными подошвами ботинок и каблуками туфель.
Другие подростки мыли стены, пытаясь дотянуться швабрами до потолка. Не особо чистые тряпки слетали с деревянных креплений и так и норовили упасть на голову соседа по уборке. Везде стоял крик, шум и гам вперемежку с недовольными голосами учителей, обнаруживших очередное лезвие и в сотый раз объясняя детям, что лезвие карябает и режет новый линолеум. Учитель уходил, а ученик доставал из бумажной упаковки очередной опасный инструмент и беспрепятственно пользовался им до следующей облавы.
В кабинете химии девочки собирались мыть окна. Мальчики раскручивали деревянные рамы, и в класс врывался свежий апрельский воздух, наполненный легкой дымкой пыльцы ольхи, тополя и орешника.
Девочки забрались на подоконник, по два человека на окно, и приступили к уборке. Олеся решила начать с фрамуги, придвинула парту вплотную к подоконнику и, встав на нее, старалась дотянуться до верхней рамы.
Павел Иванович подошел к Олесе и невольным жестом протянутых рук попытался подстраховать девушку от возможного падения. Но тут же отдернул руки обратно, поняв недопустимость такого по отношению к ученице.
– Олеся, пожалуйста, осторожнее, не вывались в окно, – попросил он, уходя в глубь класса.
– Павел Иванович, а Вы только за Олесю переживаете? – не удержалась от комментариев Ира, кокетливо развернувшись на каблуках и лукаво посмотрев в глаза учителю.
– Ира, за тебя тоже переживаю. Если кто-то из вас свалится в окно, меня в тюрьму посадят. А мне еще сына растить, – невозмутимо ответил Павел, остановив ненужные пересуды.
Олеся про себя улыбнулась и продолжила отмывать окно. Ей не было стыдно, она даже порадовалась, что Ира заподозрила Павла Ивановича в предвзятости и явной пристрастности по отношению к ней. Марина, как всегда, только хмыкнула.
В конце работы учитель, обращаясь ко всему классу, попросил помочь ему проставить печати на экзаменационные листы. Пачка была сантиметров десять толщиной, так что работы с лихвой бы хватило на пять человек, однако печать была всего одна.
– Павел Иванович, я даже знаю, кто Вам поможет, – снова не сдержалась Ира, – Олесь, поможешь же?
– Да, я останусь и поставлю печати, – спокойно ответила Олеся, как будто не поняв намек.
Наташа цыкнула на Иру и тихонько сказала на ушко.
– Если ты не перестанешь подтрунивать, я подумаю, что ты сама влюбилась в ПалИваныча.
– Я? Никогда! – возмущенно и намеренно громко ответила Ира.