Вскоре встретил на тропе пожилого господина, спозаранку выгуливавшего оранжевую, с умильной острой мордочкой таксу. Собака весело его облаяла, и хозяин грозно на нее прикрикнул: — Тубо, Алиса! Уймись, засранка.
Лева обратился к нему с вопросом: не подскажете ли, друг, где я очутился?
Мужчина ничуть не удивился: мало ли нынче шатается по Москве заблудившихся путников. Оказалось, Леву свезли в Тропаревский парк, на Юго-Западе. Он расспросил, как добраться до автобусной остановки и заодно стрельнул сигаретку. Мужчина, угостив его «Кэмелом», закурил вместе с ним.
— Прекрасное утро, не находите, сударь? — спросил, подставляя лицо проблеснувшему сквозь березовую листву солнцу.
— Удивительное, — согласился Лева. — Природа словно улыбается.
— Похоже, лето будет жаркое. Судя по Рождеству.
— Приметы теперь иногда врут. Все как-то сместилось в мире. Климат, что ли, меняется.
— Озоновая дыра, — подтвердил собеседник. — Я читал недавно статью, очень убедительную… ученые предостерегают, если дальше станем безобразничать, нечем будет дышать. Передохнем к чертовой матери безо всякой войны.
— Может, опомнятся люди.
— Вряд ли. Пока только дичают.
Часа через два Лева добрался до Таганки и вошел в родной подъезд. Ключей у него не было, да они бы ему и не понадобились: в дверь успели врезать новый замок. И сама дверь вроде другая — и кнопка звонка тоже.
Лева позвонил, и мгновенно, точно его поджидали, дверь распахнулась. В проеме возник угрюмый детина лет тридцати немосковского обличья, в шелковой темно-синей пижаме. Взгляд бычий и плечищи, как у трактора.
— Тебе кого, парень?
— Я здесь живу, — сказал Лева.
Детина, не затворяя двери, вышел к нему и как-то небрежно отодвинул корпусом к лифту.
— Будешь хулиганить? — спросил неодобрительно.
— Зачем хулиганить. Дайте хоть вещи забрать.
Детина почесал в затылке и ответил, направя на Леву осатанелый взгляд:
— Ты сюда больше не ходи, дружок. Я могу тебя прямо сейчас изувечить, а могу вызвать милицию. Но я тебя жалею. Вижу, что убогий. Понял меня, нет?
Лева понял, сел в лифт и поехал вниз.
5. Обед с психиатром
Психиатра звали Догмат Юрьевич Сусайло. Прислуживала за обедом веснушчатая тетка Анфиса, наряженная в цветастый передник и расписной кокошник — под русский лубок.
Обед был богатый — с дорогой фарфоровой посудой и серебряными приборами, хрусталем и пылающими свечами. В тяжелых графинах красное вино, разные сорта водки, какие-то наливки. На первое подали горячий суп-кончоле из индюшатины, на второе — баранину, запеченную в тесте, и осетрину на вертеле — на выбор. Не считая великого множества закусок, приправ и соусов. Такой обед и в такой обстановке, разумеется, вчерашнему Леве-бомжу мог только присниться, но он безмятежно уплетал за обе щеки, нахваливал еду, не забывая обильно орошать кушанья то сладким вином, то холодной водочкой. Задумчиво поглядывал на красавицу Галю, которая задала-таки ему перцу в постели. Он уж не помнил, в какие времена такой обезьяной кувыркался с дамой. Отсюда, наверное, и аппетит. Галя скромно, не поднимая глаз, цепляла вилкой лакомые кусочки от разных блюд, мелкими глоточками прихлебывала из бокала. Нипочем не скажешь, что нимфоманка.
Догмат Юрьевич следил за Левой одобрительно, и видно было, что чем-то молодой человек пришелся ему по душе. Может быть, тем, что не задавал никаких вопросов, а может, тем, что когда Сусайло представился «психиатром фирмы», не выказал удивления, лишь вежливо кивнул: очень приятно!
За столом беседа не клеилась: как ему нравится баранина? не пережарена ли? говорит ли он по-английски? какую водку предпочитает? не стоит ли на учете в органах правопорядка? Лева отвечал исчерпывающе, стараясь соответствовать светской атмосфере застолья. Самое забавное, что несмотря на вопиющую свою чужеродность за этим щедрым столом, Лева действительно не испытывал стеснения, от души наслаждался небывалой едой и вином — вероятно, сказывалась все та же многолетняя практика бомжа, умеющего мгновенно адаптироваться к любой ситуации, напрочь отрезанного как от прошлого, так и от будущего, воспринимающего самый малый подарок судьбы, как манну небесную. Его вполне устраивала компания умного, явно себе на уме психиатра с чудным именем, умиляло присутствие ангелоподобной нежданной возлюбленной (не верилось, что всего час назад она трепыхалась в его объятиях, подвывая и постанывая), а уж чопорный, приветливо улыбающийся мажордом Юрий Николаевич вообще производил впечатление невесть откуда взявшегося отца родного. И опьянение, которое постепенно накатывало, было сладким и томительным, как ночная греза у теплой батареи.