— Старшую, конечно.
Как предсказуемо! А младшая-то, певчая птичка, нравилась Сэтте больше! Другая красивее — ожидать, пока её выдадут замуж, чтобы заявить о правах на младшую девицу, не пришлось бы. Но нет, поступил согласно рассудку, ведь именно за старшей закреплён дом в квартале Северных Туч. Не победить ему Татибану и в следующем году!
— А Таката? — перевёл я разговор с темы печальной на тему… ещё более печальную.
— А Таката уже ни на ком не женится, — фыркнул мой друг, покосившись на Ю.
— Принц действительно отравился рыбой? — спросил молчавший доселе юмеми.
— Меня там не было, но говорят — да.
«Странно, до жары ещё далеко, чтобы рыба портилась», — в голову постучалась мысль, от которой сделалось неуютно:
— Что с хозяином харчевни?
— Зарублен на месте доверенным слугой принца, а семья изгнана из столицы, — вздохнул наш собеседник. — Но мы будем помнить его вечно! Мы будем называть именем этого святого подвижника детей! Такатиных, конечно. Знаешь, сколько их осталось?
— Да ладно тебе, — проворчал я. — Нельзя быть таким злопамятным.
— Кончина принца омрачает твоё сердце? — ухмыльнулся Ясу.
— Моё — нет, а дядино — да, — отрезал я. — Какой-никакой, а сын.
— Нельзя быть таким добрым, — пробормотал тот, но удержался от дальнейших колкостей.
— Ладно, — я в который раз попытался исполнить служебный долг. — С вами хорошо, но на двоих и саке крепче, так что придётся вам некоторое время скорбеть без меня. Как разрешу домашние вопросы, так и вернусь.
Очутившись в стенах родного дома, я велел послать за Дзиро и составил донесение в Судебную Управу. На самой дорогой бумаге начертал лучшей из кисточек:
Верховному Судье,
приближённому двенадцатого ранга при дворе Сына Пламени
почтенному Исаи-но Нобору
Приближённый пятого ранга Хитэёми-но Кайдомару кланяется и сообщает, что приказ, данный ему первого Дня Углей месяца Светлой Воды, выполнен, и указанное лицо согласилось оказать честь дому Хитэёми.
Вот и всё. Я запечатал послание. Судья — один из младших зятьёв императора и, разумеется, действовал по повелению последнего. Иначе оттиск на выданном мандате был бы другим — от личной печати Исаи-но Нобору, пяти тяжеловесных знаков, хитро переплетённых меж собой.
И всё-таки, почему дядюшка не переговорил со мной лично? Наверно, скрывает заинтересованность от остальных придворных. Как любопытно!
Я отдал бумагу Дзиро, и тот, брюзжа себе под нос, поковылял к воротам. Надеюсь, успеет доползти до Управы, пока та не опустела! Сам же поспешил к оставленным на произвол судьбы гостям.
Последние были весьма далеки от того, чтобы лить по мне слёзы. Ещё издалека я заслышал жизнерадостный голос Ясу, повествующего о некоей красотке, которая столь долго снимала с себя многочисленные платья, слой за слоем, что её поклонник взял да заснул на девятом по счёту, и попытка девушки настроить дружка на любовный лад провалилась. История незамысловатая, но Татибана в совершенстве владеет даром рассказчика, и прервать его граничит с кощунством.
Я дождался развязки, из которой следовало, что всех придворных дам скосила новая мода: не надевать более двух утики. Это вызвало шквал возмущения отцов, братьев и супругов, потребовавших от императора восстановления привычного порядка вещей специальным указом. Что думал на сей счёт сам государь, пока оставалось никому не ведомо, поскольку неожиданная кончина среднего сына и траур временно приостановили противоборство Инь и Ян. Сам Ясумаса склонялся к точке зрения прелестниц, полагая, что по весне лишь деревьям пристало одеваться листвой, а животным и женщинам подобает менять зимний мех на летний, а двенадцать слоёв шёлка — на два.
— Ещё одна свежая сплетня? — рассмеялся я, и мой друг кивнул. — А с кем всё это случилось, поведаешь?
— А я не сплетник, и имён не упоминаю! — сделал неприступное лицо Ясу. — Меня повеселила сама история как таковая. Вот я и решил поделиться с господином Ю.
— Поучительный случай, а вы, господин Татибана — превосходный рассказчик, — поклонился тот в ответ.
Надо же, как быстро поладили! Не мне говорить, я и сам сделал это с неподобающей поспешностью. Но мне-то обстоятельства знакомства с юмеми не оставляли иного выбора! А Ясу… Может быть, причина в том, что Ю — человек, с которым чувствуешь себя чрезвычайно легко и приятно? При всей его непохожести на моих знакомых. А возможно, благодаря оной. Совершенство или нет мой загадочный гость, но многие общепринятые пороки ему не свойственны. Так мне кажется. Впрочем, это не делает его безобидным — скорее, наоборот. С высоты жизненного опыта я едва ли смогу предсказать действия юмеми, просто потому, что не встречал ему подобных… И мой друг детства, наверняка — тоже, а посему…
— Нижайше прошу прощения, но пора отвлечь твоего терпеливого слушателя, — обратился я к приятелю, растряхивающему последние капельки саке по чашечкам. — Мы подготовили для столь значительной и почтенной особы лучшую комнату.
— А разве я — не значителен и не почтенен? — шутливо возмутился тот.
— А ты остаёшься ночевать? — с надеждой спросил я. Изумительно! У Ясумасы, в связи с занимаемой им должностью Малого Хранителя Записей Империи, работы хватает, и вытащить его хотя бы на дружескую пирушку — великое достижение. Без важных причин он не соглашается.
— Если позволишь. Конечно, — Ясу вспомнил о чём-то и хмыкнул, — моя семья снова будет разочарована, что ночевал я не у благородной девицы в десятке-другом утики, а у тебя.
— Они недовольны моим происхождением, — я схватился за рукоять тати и сделал зверское лицо, — или тем, что я не оборачиваю вокруг себя столько ткани?
— Нет, кое-чем другим, но ты слишком невинен, дитя моё, чтобы я стал распространяться подробнее, — отпарировал Ясумаса, и мы расхохотались: обычно так говорю я, когда рассказываю о любовных похождениях и подначиваю своего нравственно-устойчивого друга.
— Зато я не отказался бы от подробностей, — встрял любопытный ханец. — Или сначала требуется доказать вам отсутствие невинности?
Спустя мгновение хохотали уже трое.
Глава 8
Опека
(Ночь между Третьими Днями Земли и Руды месяца Светлой Воды, 499-ый год Алой Нити)
— Кай! Кай!
— Ну что? — я лениво перевернулся на бок… и почувствовал, что не сплю. Нет, наоборот: сплю, да ещё как! Иначе с чего бы оказался в саду, где возвышается Хозяйка — живое, статное дерево? Такое могучее!
Я задрал голову, внезапно ощутив, что окружающее пространство выглядит непривычно обширным, и тёмно-свинцовый свод небес давит на меня. Почему я такой маленький? Или?.. Взглянул на ладони. Детские руки, припорошенные землей. Что же я делал? Копал яму? Помогал дедушке с прополкой, которой он так любит заниматься, невзирая на положение благородного человека?
— Кай-тян! Ты меня слышишь? Игра в прятки отменяется, посмотри на небо!
Голос брата. Доносится издалека, с другого конца сада. Меня скрывают мандариновые деревца, ещё нагие, и пышные кусты камелии, алой и розовой. А если я, к тому же, спрячусь за ствол?..
— Кай-тян! Выходи! Я бросаю искать, слышишь?!
Всегда так! Сам согласился со мной поиграть, а теперь — на попятный. Эка невидаль, туча! Крыша — она ведь рядом, спрятаться ничего не стоит. Да и крона прекрасно защитит от дождя. Вон, какая густая! Я снова посмотрел вверх, на мрачное небесное чудовище, довлеющее над нашим садом. Страшно! Но я буду смелее, чем Хоно! И вообще, это он вредничает, потому что устал меня искать и желает сохранить лицо. Не любит проигрывать. А я чем хуже?
Осмелев, я показал небесам язык. Тоже мне, туча! Так, облачко чёрненькое. Будто приклеилось к нашему саду, ведь над соседними домами голубое весеннее небо. Это особая тучка, прилетевшая с горы Рику, чтобы полить мамины цветы!
— Ка-а-ай! Живо домой!
Так и знал, что кое-кто наябедничает дедушке. Что за невезение?! Разве его ослушаешься, деда?
Я уныло отлепился от ствола. Кажется, матушка снова будет распекать меня за новёхонькую хандзири,[33] вымазанную в смоле…