Нафига они мне нужны, когда тут такое!
Тем более, что Немой потерялся в коридорах универа, растворился просто, состроив перед этим на редкость каменную морду.
Наверно. чтоб никто не вздумал задерживать, хотя тут мог бы и не стараться. Посмотрел бы я на придурка, который решится встать под стрелой…
Я сижу, развалившись пошло, раскинув руки на спинки соседних сидений, довольно скалюсь, полностью отдавая себе отчет, как оно все выглядит со стороны… И даже это прикалывает. Потому что Радужка пыхтит и злится. Кайф какой!
Давно такого кайфа не испытывал!
Ловлю себя на том, что жизнь у меня прямо заиграла. Красками. Радужными.
И полнее стала, что ли…
И хочется добавить еще цветов.
А потому я перегибаюсь через проход, где в ряду напротив, прямо с краю, на мое счастье, сидит Радужка, и шепчу:
— Плохо… Очень плохо…
На меня теперь с удивлением смотрят все соседки девчонки, весь ряд, кое-кто усиленно строит глазки, и этот кое-кто даже ничего так, с рабочими губами и блядским взглядом, и в другой раз я бы непременно воспользовался, но сейчас мне интересная реакция только одного человека.
И этот человек реагирует. Не хочет, но реагирует. А еще косит глазом на своих соседок, поголовно начинающих хихикать, стоит мне чуть подмигнуть. Не кому-то конкретно, а так… В пространство…
Смотрю я при этом только на Радужку, ее реакции жду.
Хочу ее.
И Радужку хочу.
Но это чуть позже. А пока…
Пялюсь на нее своим самым бабоснимательным, трахательным взглядом, от которого обычно у девчонок трусы со свистом слетают и пол пробивают, улыбаюсь, прекрасно зная, как мой клыкастый оскал работает на имидж ебаря-террориста.
А сам внутри весь замираю от напряга. Чуть ли не дрожу. И осознаю это. И не особо такое приятно, ново даже, я бы сказал. Царапает…
Но прикольно.
Ощущения такие… Ну вот когда что-то впервые делаешь, там, с парашютом прыгаешь или за руль садишься, или на коньки встаешь… Страх перед неизвестностью, боязнь неминуемой ошибки, потому что нехоженная тропа, новая, и предвкушение кайфа.
Мой вариант, сто процентов мой.
Ну давай, Радужка, цепляйся! Давай!
Наверно, что-то там, на краю Вселенной, иногда для разнообразия поворачивающейся ко мне лицом, а не жопой, происходит, смещается в нужную мне сторону, потому что Радужка, чуть закатив красивые яркие глазищи, дует губы:
— Что именно тебе плохо?
Ого! Ловись, рыбка!
— Плохо… — тут я наклоняюсь еще ниже, типа, чтоб тайну на ушко сказать, а сам прекрасно вижу, как нас пасет весь ряд девок и соседние ряды тоже, ушки на макушке у всех размером со слоновьи! — Плохо порваны колготки на тебе, Радужка… — и, видя, как краснеет от негодования, или, если мне вдруг везет, то и смущения, нежное девичье ушко, добиваю низким разбойным хрипом, — я бы порвал качественней…
Весь ряд девчонок рядом с Радужкой и два соседних замирают, а затем дружно грохают таким смехом, что политолог отвлекается от своей нудятины и обращает на нас внимание, стучит здоровенной доисторической указкой по кафедре:
— Что там за смех?
Радужка порывисто встает:
— Я прошу прощения… Мне надо выйти! Можно?
Голос срывается, задел я ее все же! Круто!
Хотя и странно, она обычно за словом в карман не лезет, а тут прямо принцесса невинная…
Радужка, между тем, не дожидаясь разрешения, подхватывается, оставив все вещи на столе, и бежит к выходу.
Отслеживаю ее, прищурившись, а затем поднимаюсь и молча иду следом.
Под внимательными взглядами всех первых и пятых курсов.
Однозначно давая понять, что между этими двумя событиями, побегом девчонки с пары и моим движением к выходу, есть прямая следственная связь.
И вот похер мне в этот момент, кто и что подумает, кто и что скажет.
Ловлю подмигивание Вилка, явно решившего, что я пытаюсь выиграть спор, отворачиваюсь. Нахер иди, придурок. Не для тебя это делаю. И не для своего субарика, хоть и жаль беднягу, в плохие руки попадет.
Я это все только для себя.
Я всегда все для себя.
Вот догоню ее сейчас и сделаю все для себя.
— Молодой человек, а вы куда направляетесь? — фоном звучит раздраженный голос политолога, теряющего часть аудитории.
— У меня живот прихватило, — громко и бесстыдно отвечаю я.
И, судя по лицу политолога, такого ответа он не ожидал и что делать не знает.
Самый верный способ слинять с пары: физиология, не попрешь против нее.
Выхожу за порог, мгновение стою, чутко прислушиваясь и принюхиваясь, как зверь, выслеживающий самку.
Мне кажется, я чую аромат ее духов, что-то свежее, с карамельными нотами. Вкусное. И слышу тихий топоток в районе лестницы.
Довольно скалюсь и иду на запах и звук.
Радужка, беги… Я следом.
Я скоро.
Глава 12
Как я и думал, Радужка слиняла в туалет.
Ну а куда еще бежать девчонке успокаиваться без вещей и телефона? Мест-то немного в универе.
Я спокойно дожидаюсь, пока она приведет себя в чувство, и затем легко подлавливаю ее на выходе.
— Колготки зашивала? — становлюсь у нее на пути, и Радужка, с разгона, упирается носиком мне в грудь, отшатывается, оступается, но я ловлю.
И не выпускаю, конечно же.
— Ты чего? — шипит она, извиваясь в моих руках, но как-то… Без огонька, что ли? Без того остервенения, которое показывает, что девчонке реально неприятны прикосновения. И парень ей неприятен.
Здесь у нас скорее больное самолюбие и попытка себе самой доказать, что “не такая”.
Легко пресекаю слабенькое сопротивление, прижимаю сильнее, приподнимаю над полом. Это легко делать, удобно, потому что Радужка размером с котенка. И весит примерно столько же.
И то, половина этого веса — ее внушительные говнодавы.
— Ничего, — усмехаюсь я, показательно лихо и придурковато, изо всех сил стараясь сдерживать себя и не дать понять, насколько меня от нее ведет. Прямо вот сразу, стоило прикоснуться. От запаха ее, глаз ярких, анимешных, пирсинга в пухлой нижней губе, веселого заводящего барахтания в моих объятиях… Блять, нам будет дико интересно в постели, прям весь мой многолетний опыт про это поет! Да что там поет, орет! Речитативом!
И чего, спрашивается, морозится, дурочка?
Ну смешно же!
— Пусти! — шипит Радужка, — а то заору сейчас на весь универ!
— Зачем кричать? — удивляюсь я, ласково ощупывая добычу и с удовольствием подмечая, как идет реакция на мои действия: краснеют щеки, шея и ушки. Тяжелеет дыхание… Дура какая… Только время теряем ведь… — Мы просто поговорим… Хочешь, поедем, купим тебе новые колготки? И я их тоже порву…
— Да что тебя переклинило-то на колготках? — она неожиданно перестает сопротивляться, повисает в моих руках покорной сладкой жертвой, только ладонями в плечи упирается. И смотрит серьезно и с интересом. Таким… Исследовательским. Энтомологическим, я бы сказал. — Какой-то секс-фетиш? Изврат?
— Ну почему сразу изврат? — удивляюсь я, легко отступая в сторону, с открытого места к удобным и, главное, знакомым всем заинтересованным лицам в универе, нишам у стены, возле кабинета философии, — если это нравится обоим партнерам, это не изврат, а норма, — наставительным тоном сообщаю ей информацию, услышанную от какого-то тиктокера.
— А ты решаешь за обоих? — она словно не замечает моих маневров, продолжает диалог. Или интервью? Собеседование?
— Нет, — признаюсь я, — но я делаю так, что партнер принял правильное решение.
— Партнер? — удивляется Радужка, — а зачем тебе тогда я?
Я замираю, только сейчас осознавая, что она меня подловила. Вот… Коза!
Злость, мгновенная и жгучая, вспыхивает и тут же переплавляется, добавляя уже бушующей во мне похоти дополнительный градус.