— Ага, вместе взятых, — хохотнул Гарольд.
— Я раздобыл номер его телефона, не уверен, правда, что это очень хорошая идея.
— Ага, значит, предлагаешь мне позвонить? Откуда у тебя номер-то, из энциклопедии?
— Уж если ему и звонить, то сделать это надо тебе, ты все-таки заведующий отделом, — я, не удержавшись, с неодобрением глянул на его ярко-оранжевую рубашку, — а номер мне Отс достал, у кого-то из начальников.
Гарольд надул щеки и взъерошил и без того лохматые волосы.
— А что, Сашка, действительно, давай ему прямо сейчас и позвоним. Пригласим его на эту чертову защиту в качестве независимого арбитра, регламент защиты это вполне допускает. А там будь что будет! Но все равно хоть какой-то шанс избавиться от Алоиса у нас появится. Если, конечно, твоему де Краону не под восемьдесят.
— С другой стороны, — рассудительно заметил я, — с какой это радости он согласится? Ведь явно намечается скандал, а люди такого ранга как этот де Краон скорее всего скандалов избегают.
— Попробовать-то можно, а? Может он любит поскандалить, не все же такие зануды как ты… ладно, ладно, не буду… какой-то ты обидчивый сегодня, Сашка. Кстати, сейчас как раз пришел последний весенний транш по моему гранту, и я смогу оплатить ему самолет. Из Лондона, наверное. Поселим его на недельку в трехкомнатный люкс с камином в новом профессорском корпусе за счет гранта. На меня там постоянно зарезервированы два номера как на зава. Познакомим его с какой-нибудь из твоих студенточек…. Есть же у тебя студенточки, а? Потом по летней Москве его покатаем, а то сидит там в этом своем Лондоне. Отличная мысль, Александр Константинович! Давай номер.
По своему обыкновению, легко перейдя от состояния крайнего раздражения к состоянию оптимистического энтузиазма, Гарольд достал телефон и стал набирать номер.
Гарольд включил громкую связь. Я механически стал считать гудки. Девять, десять, одиннадцать…
— А сколько сейчас времени в Лондоне? — запоздало спохватился я, — может, он спит?
— Два балла тебе за незнание часовых поясов, преподаватель называется! Он, может, не в Лондоне, номер-то может и… — начал Гарольд, но тут гудки прекратились, послышалось какое-то шуршание, и бесстрастный как автомат голос произнес:
— Pronto.
Гарольд на секунду замялся. Неаполитанский диалект, на котором он привык трепаться с коллегами из Каподимонте и орать на тамошних таксистов, все-таки от классического итальянского отличается довольно сильно. Итальянский Гарольд знал плохо и перешел на привычный английский.
— Могу я поговорить с профессором Реджинальдом Чарльзом Этелингом де Краоном, научным консультантом лондонского Королевского Общества?
На мой взгляд, как человека, в свое время окончившего профильную языковую школу, английский Гарольда был безупречен. Однако наш собеседник придерживался другого мнения.
— Можно просто Реджинальд. И можно по-русски, — меланхолично сообщили с другого конца провода.
— Спасибо, Реджинальд, — Гарольд искоса взглянул на меня, подавив смешок, — Вас беспокоит Гинти-Ганкель, заведующий отделом Космологии московского Института Космических Исследований. Я от своего имени хотел бы пригласить Вас как независимого эксперта на защиту докторской диссертации Алоиса Грубера Пельцля, которая состоится в нашем институте 10 июля.
Гарольд замолчал. В трубке тоже на несколько секунд воцарилось тишина. «Наверное, мы все-таки его разбудили», — подумал я.
— М-м-м… так Вы по поводу защиты диссертации? — в голосе прозвучало непонятное нам удивление.
— Да, — сказал Гарольд, и, подумав, добавил, — Вы — высококлассный специалист по квантовой топологии и функциональной теории гравитации, для нас было бы большой честью видеть Вас в нашем институте.
Быть может, это прозвучало несколько наигранно, но, по моему опыту, люди талантливые падки даже на грубую лесть, как актеры на овации. И я не ошибся. В трубке довольно хмыкнули:
— Спасибо. А что за диссертация?
— Тема диссертации — «Окончательная топологическая модель ранней Вселенной».
Голос снова хмыкнул. На этот раз саркастически:
— Мне не нравится слово «окончательная».
Гарольд радостно фыркнул.
— Откровенно говоря, мне тоже не нравится!!
— А откуда Вы меня знаете? — полюбопытствовал голос.
— Читал Ваши работы! — бодро соврал Гарольд.
«Ну как ребенок, ей-богу!» — с раздражением подумал я.
— М-м-м… не думаю, — заметил голос, — но это уже не важно, потому что я Вас узнал, Вы Гарольд, да? Я видел Вас в Неаполе два года назад, Вас пригласил с лекциями по Общей Теории Относительности директор Каподимонте. Вы космолог. Вы тогда что-то очень эмоционально рассказывали о гравитационных волнах.
— Точно!
— А что, разве работа этого Вашего диссертанта не проходила апробации в других институтах, как это всегда делается?
— Вообще-то да. Только это не мой диссертант — я бы скорее удавился, чем иметь отношение к такой работе!
— Вот как… А отзывы после апробации были положительные?
— Да.
— Так что же Вы тогда от меня хотите?
— Я сомневаюсь в качестве этих отзывов. Я хочу дополнительной независимой экспертизы!
— Прямо на защите? — с некоторым даже любопытством поинтересовался голос.
— Ну да. А что в этом такого?
Собеседник помолчал несколько секунд.
— Сколько Вы мне заплатите?
— Простите?
— Сколько Вы мне заплатите за срыв защиты, Гарольд? Ничего, если я буду Вас так звать?
— Да, пожалуйста, — спокойный уверенный тон собеседника несколько сбил Гарольда с толку, он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Я едва заметно ухмыльнулся: вот тебе за «канцелярщину», а то привык меня все время поддразнивать, посмотри теперь, каково это! Гарольд заметил мою улыбку и в ярости сверкнул на меня глазами, покрепче стиснув в руке телефонную трубку, — видите ли, профессор де Краон…
— Реджинальд.
— …Реджинальд, защита действительно обещает быть непростой. Есть там несколько спорных моментов. Именно по этому нам необходим непредвзятый специалист такого уровня как Вы. От того, какое решение будет принято по защите, будут во многом зависеть судьбы некоторых отделов Главной Лаборатории нашего института…
Собеседник ехидно поинтересовался:
— Вашего отдела, Гарольд?
— …И именно по этому я хотел бы пригласить объективного и непредвзятого специалиста! Я готов оплатить Вам самолет и обеспечить трехкомнатным люксом в профессорском корпусе на неделю.
— Спасибо, — вежливо отозвались на том конце провода, — только самолет мне оплачивать не нужно — у меня свой. И у меня есть, где остановиться в Москве. А насчет непредвзятых мнений… Я не думаю, что они есть, Гарольд. Любую научную работу можно в равной степени признать как истиной, так и ложной.
— Ну, нет! — не выдержал Гарольд, — научная работа всегда либо правильная, либо нет. В конце концов, лампочки светят по теории Максвелла, следовательно — эта теория электромагнетизма правильная. Вот я и хочу знать, верна ли предлагаемая теория или нет. Объективную истину хочу, если угодно!
— Вы так считаете? Насчет истины… Особенно насчет истины, скажем, м-м-м… в квантовой топологии?
— Убежден! — отрезал Гарольд, — симпатичен мне лично диссертант или нет — это к делу никак не относится!
— Возможно, я не совсем правильно Вас понял, — неожиданно миролюбиво согласился собеседник, — мне-то это не так уж и важно. Значит, Вас интересует «истина»? Что ж, прекрасно, «истина» так «истина». Так сколько Вы мне заплатите?
«Интересно, — подумал я, — сколько может потребовать человек, у которого есть собственный самолет? Хотя пока он только спрашивает, а не требует. Так, если обычно оппонент получает около тысячи за выступление…»
— Пятнадцать тысяч, — сказал Гарольд.
— С ума сошел! — прошипел я.
Гарольд сделал страшное лицо в мою сторону, закрывая ладонью трубку.
— Подойдет, — согласился Реджинальд, — а, кстати, Вы всегда звоните приглашенным экспертам посреди ночи?