Стоило мертвым магам встать полукругом — каждый из них, как по команде, начал плести собственное заклинание. Появились уже знакомые пепельные хлысты, разрастались зеленоватые облака, непроглядно черные свечения казались дырами в материи мироздания. Послышались невнятные бормотания и зловещие наговоры, повеяло замогильным холодом и неистребимой смертной тоской.
У Маркуса было достаточно времени, чтобы приготовиться, и поэтому он успел ударить первым. В этот единственный удар он вложил все оставшиеся силы, всю ненависть и боль, пожирающую его разум. Скрип собственных крошащихся зубов, сжатых в жестокой судороге, остался для самого воина незаметным. Сила выплеснулась в виде чистой энергии. Сначала вокруг Маркуса возник прозрачный переливающийся туман, который всего за несколько мгновений сгустился, стал почти непроглядным, а потом разлетелся в клочья. Воин стал эпицентром стремительно расходящихся волн, распространяющихся подобно своим водянистым сестрам, возникающим от брошенного в спокойный водоем камня.
Ряды молчаливых, творящих убийственные чары существ — дрогнули. Одни спешно, не доведя до завершения начатое заклинание, обрывали его и принимались возводить защитные барьеры. Другие, в основном то были старые и набравшие поистине ужасающую силу маги, не реагировали ровном счетом никак.
Когда первая волна, неся с собой жар и пепел, перемешанный с клубящейся раскаленной пылью, достигла неупокоенных, воздух наполнился протяжными стонами и заунывным воем. Наспех возведенные черные щиты разлетались прахом, который тут же подхватывался порывами ветра. Личи, еще не утратившие мягкие ткани, все еще продолжавшие разлагаться, падали на землю обугленными кусками дымящейся плоти. Но сколь силен был контроль разума над мертвым телом, что некоторые, даже находясь в столь плачевном виде, тем не менее, пытались подняться или ползти, глубоко вонзая в каменистую землю скрюченные ломающиеся пальцы.
Маркус, глаза которого покрылись мелкой сетью кровоизлияний, запрокинул голову. Более от него ничего не зависело. Амулет действовал сам, до капли вытягивая из человека жизненные силы.
Вторая волна оказалась значительно слабее первой и не смогла причинить значительного ущерба уцелевшим личам. Она прокатилась по уже неподвижным фигурам, от которых мало что осталось человеческого. Еще раз обожгла покалеченных, вновь отбросила их на землю и заставила издавать нечленораздельные проклятия. Тлеющая плоть шипела и потрескивала.
Маркус еще успел взглянуть в небо — голубое и очень высокое, когда на него обрушились смертоносные чары сразу нескольких личей. Маленький спасительный клочок нетронутой земли в море выжженного и искореженного окружающего ландшафта, в мгновение ока перестал существовать. Он превратился в отравленное склизкое пятно, растекающееся коричневатой жижей.
Скелетообразные существа еще некоторое время кружились по месту сражения, стараясь уловить присутствие исчезнувших пришельцев, но не могли. Оставив попытки, они медленно, один за другим, скрылись в лесу в том же направлении, откуда и появились. Видимо, отдаленное понятие о помощи ближнему, они все же имели, так как забирали с собой обугленные останки более «молодых» магов. Их тащили без какой-либо осторожности или почтения. Но даже этого зрелища было бы достаточно Мили, чтобы девушка на время потеряла дар речи…
Вивьен и Мили передвигались так быстро, как только могли.
Девушка изо всех сил старалась помочь алхимику. Она закусила рукав собственной куртки и, закатывая глаза от пронизывающей боли, пыталась ступать на обе ноги. Как ни странно, но в этом сосредоточении на, казалось бы, самых обычных движениях крылось спасение от ненужных мыслей.
Все катилось к чертям. Шанс добраться до страны, о которой на многие мили окрест ходили самые невероятные легенды, стремительно истаивал. Да и был ли он? Чем только не полнятся байки, рассказываемые путниками у веселого ночного костра! Могут ли люди жить без красивых, завораживающих историй о неведомом? О старинных разрушенных городах; древних расах, ушедших в туман забытья; могущественных колдунах и артефактах… Но многие ли задумываются, что ночная сказка, если в нее окунуться, на поверку может превратиться в страшный кошмар? Что безобидные на первый взгляд существа, вдруг, оказываются наделенными длинными когтями или клыками. А не предвещавшая особых неприятностей дорога — разродится чуждой живым созданиям силой.
Эти мысли могли свести с ума, заставить опуститься на землю и тупо ждать своей незавидной участи. Мили боялась таких размышлений и потому гнала их, спрятавшись за покровом боли. Чародейка не позволяла себе думать о том, что вскоре должно было случиться за спиной, не позволяла даже на мгновение усомниться в правоте того решения, на которое ее толкнули Вивьен и Маркус. Стоило дать слабину, и тогда плотина ненависти и злости прорвет возведенные барьеры, беря бразды правления в свои руки. А это верный путь к смерти.
Были ли подобные мысли у Вивьена — Мили не знала. Алхимик внешне оставался абсолютно невозмутимым. Понять, что творится у него в душе, чародейка не могла. Погруженный в себя, воин упрямо шагал по тракту. Его дыхание еще не сделалось прерывистым, а в походке чувствовалась уверенность и сила. Но так не могло продолжаться долго. Рано или поздно он должен будет рухнуть или бросить свою ношу. Мили вновь зажмурилась и сосредоточилась на боли. Нет мыслей — нет страха…
Вивьен прислушивался к своим ощущениям. То ли вокруг больше не сновали призрачные огни, как называла их Мили, то ли наложенное заклинание действительно работало. Как бы то ни было, а скользкого неприятного взгляда, от которого мурашки бежали по спине, алхимик не чувствовал. Пусть даже и на время, но путники стали невидимыми для соглядатаев личей. Вивьен решил для себя, что скорее свалится без сил, чем остановится на отдых. Тратить драгоценные мгновения относительной безопасности казалось преступлением.
У них не осталось ни воды, ни еды. И если воду в лесу раздобыть можно было без особых проблем, то со съедобной живностью в доступной близости дела обстояли куда как хуже. Действительно — селиться рядом со смердящими ходячими трупами, мало кто осмелился бы, будь он в добром здравии и уме. А ягодами и кореньями долго сыт не будешь.
Все, так или иначе, упиралось в Радужные Мосты. Возможности выжить на тракте Вивьен не видел. Оставалось надеяться, что в земле, куда они так стремились, появится шанс на спасение. Разумеется, при условии, что земля эта вообще существует.
Ближе к вечеру, буквально валясь с ног от усталости, путники приметили, что вместе с надвигающимися сумерками небо затягивается плотным покрывалом туч. А вскоре упали первые тяжелые капли. Они остужали разгоряченные тела, приносили временное расслабление. Но только лишь первые минуты дождя показались беглецам блаженными. Дождь скоро превратился в сильнейший ливень. Он размытой стеной встал кругом, практически полностью лишил путников возможности ориентироваться, а потом и нормально двигаться. Земля, не в силах поглотить весь обрушившийся на нее поток воды, прорезалась стремительными потоками и обширными лужами. Злые косые струи безжалостно молотили по упрямым людям. Отяжелевшая от обильной влаги одежда неприятно липла к телу, сковывала и без того порядком затрудненные движения.
Вивьеном взглянул на Мили.
— Ты как? — спросил алхимик.
Девушка в ответ лишь утвердительно покачала головой. Она полностью ушла в себя, стремительно теряя связь с реальностью. Каждый новый шаг превращался в маленькую пытку, боль от которой волнами растекалась по всему телу. Однако чародейка продолжала переставлять ноги. Поскальзываясь и оступаясь, путники двигались по раскисшей дороге. В отсветах ветвящихся молний они еле-еле успевали разглядеть изгибы и неровности.
Дождь немного привел девушку в чувства, но лишь для того, чтобы вскоре вновь отправить на грань забытья. Он размягчил ее рану — тонкая корка из запекшейся крови и обожженной кожи вскрылась, оплыла, открывая стихии более незащищенную кровоточащую плоть. Девушка старалась держаться, но, оступившись в очередной раз, не устояла на ногах и, увлекая за собой Вивьена, упала в каменистую грязь. Острые осколки, как назло, впились в открытую рану, разрывая ее еще больше. Мили вскрикнула и обмякла. Ни тугие струи дождя, ни усилия алхимика не помогли — сознание к чародейке так и не возвращалось.