— Я понимаю, что ты сделаешь все, что в твоих силах, другого я и не предполагал. Однако у тебя и сейчас с деньгами туго, что уж говорить о времени, когда появится ребенок.
— Но я же не собираюсь оставаться бедной вечно! — И Шэрон решительно вздернула подбородок.
— Выйдешь замуж за богатого?
Если бы глаза молодой женщины могли метать молнии, Рэндалла, наверное, испепелило бы.
— Не думаю, что когда-нибудь выйду замуж. Однако если это случится, то только за человека, которого полюблю и которому буду доверять.
— А до этого?
— К чему эти расспросы? — Шэрон устало откинулась на спинку стула. — Мне казалось, что интервью перед приемом на работу закончилось вчера.
Рэндалл понимал, что задает слишком много вопросов. Но, честно говоря, ему хотелось задать еще, по меньшей мере, столько же. Пожав плечами так небрежно, как только мог, он ответил:
— Да, конечно. Я лишь интересуюсь твоими планами на будущее. Не каждый день встречаешь молодую беременную женщину, зарабатывающую себе на хлеб.
— Просто в тех кругах, где ты вращаешься, таких, как я, нет.
Значит, Шэрон считает, что от женщин его круга ее отличает только бедность. На самом деле их разделяло гораздо большее. В ней присутствовала какая-то чистота, что ли, невинность, если так можно сказать про беременную.
— Я избегаю светского общества, потому что не испытываю ни малейшего желания пить коктейли и выслушивать всякую чушь от полных идиотов.
— А я полагала, что это как бы само собой разумеется для людей твоего круга. Правда, я сужу по книгам и фильмам. Да и как же иначе завести полезные знакомства?
— Есть куда более простые способы, поверь мне. И я получаю контракты не по знакомству.
— Много же ты, наверное, зарабатываешь. И идешь ради денег напролом, не так ли?
В этот момент Рэндалл вдруг очень четко представил, каким он ей видится. И нарисованный воображением Шэрон образ ему очень не понравился.
— Кажется, у тебя довольно низкое мнение обо мне.
— Не совсем. Думаю, что некогда ты был очень милым и приятным человеком, с мягким и отзывчивым сердцем. Но потом научился это скрывать и со временем изменился по-настоящему. Стал таким жестким, как сейчас.
Она права, не без сожаления вздохнул Рэндалл. В юности он был гораздо мягче, но отец внушил ему, что успех важнее всего на свете, поэтому надо прокладывать себе дорогу любыми средствами.
Шэрон внимательно посмотрела в его помрачневшее лицо и неожиданно спросила:
— Зачем ты на самом деле приехал сюда?
— А почему ты спрашиваешь? — быстро ответил вопросом на вопрос ее собеседник. — Я же тебе говорил: чтобы отдохнуть.
— Ты выглядишь совершенно здоровым.
— Большое спасибо. В сорок лет подобный комплимент приятно услышать.
— Не говори мне, что считаешь себя старым, — улыбнулась Шэрон. — Не будь смешным.
— Ты еще очень молода. Тебе не понять, как я себя чувствую.
Собственно говоря, Рэндалл и сам не вполне это понимал. Еще недавно он считал, что некоторые желания навсегда оставили его. И что же? Стоит ему взглянуть на эту женщину, и сердце начинает биться в три раза быстрее.
— Мне уже двадцать три.
— Вот и я говорю, что ты просто ребенок, — кивнул Рэндалл, отпивая пива.
Шэрон медленно положила вилку на стол и поднялась. Ее гость обеспокоенно заглянул ей в лицо и увидел, что оно совершенно непроницаемо.
— Я иду за десертом, — объявила она.
Рэндалл смотрел ей вслед и, когда молодая женщина исчезла в доме, стукнул кулаком по столу. Он понимал, что все больше и больше втягивается в ее жизнь. Если завтра не собраться и не уехать, неизвестно, как далеко все зайдет. Он вполне может сказать или сделать такое, о чем будет жалеть впоследствии.
Но, вернувшись в Англию, проблемы не решить. Рэндалл сознавал, что и дома будет тревожиться за новую знакомую, думать, хватает ли им с ребенком денег, как она зарабатывает на жизнь.
Черт побери! Рывком поднявшись, он отправился следом за ней в кухню. Она варила кофе. Когда Рэндалл вошел, Шэрон обернулась, но не улыбнулась.
— Я тебя разозлил.
Молодая женщина открыла шкаф и достала вафли.
— Нет. Я не злюсь, — Она бросила на него косой взгляд и вздохнула. — Понимаешь, я живу одна с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Поэтому слово «ребенок» в отношении себя воспринимаю как оскорбление.
— Я не хотел сказать, что ты, допустим, не справляешься с делами или не отвечаешь за свои поступки. Просто ты только начинаешь жить, а я уже оглядываюсь назад. И поверь мне, это очень неприятное чувство.