Я, правда, не могу понять зачем? Что ему мешает делать со мной всё, что угодно без клятвы? Ведь я ничего не могу противопоставить против него. Чего же он добивается?
Вот и сейчас дроу сложил руки на груди и привалился спиной к массивной двери с решеточным окошком, разглядывал меня как экзотического зверька. Моё обнажённое тело прикрывали только грязные волосы и запёкшаяся кровь, но я подавила внутреннюю дрожь ужаса и вскинула на него злые и настороженные глаза. Тиарикон только гаденько усмехнулся на это и плавной походкой сильного хищника двинулся в мою сторону. Ели сдержала вопли, чтобы он не подходил ко мне, но судорожно сглотнула и эльф, это заметив, разулыбался сильнее.
— Ты сильнее, чем я предполагал, — тихо, с лёгкой хрипотцой в голосе, проговорил Тиа. Он всегда говорил тихо, но его слова будто отпечатывались в сознании и к ним невольно прислушиваешься, игнорируя окружающие шумы. — Или упрямее, — добавил он и тыльной стороной ладони погладил меня по щеке. Я хотела отдёрнуть лицо, но лишь сжала зубы и полоснула злым взглядом по эльфу. — А может ты, просто, глупа?
Я принципиально этому говнюку не отвечала. За всё время, проведённое здесь, единственное, что от меня можно было услышать, это оглушающие крики боли, а иногда и виртуозные маты. Но вот конструктивного диалога у нас с тёмными не выходило.
Дроу, похоже, ответа и не ждал, просто молча, отвернулся к столу с пыточными инструментами, любовно погладил рукоять одного из многочисленных ножей и выбрал небольшой стилет, с прямым узким лезвием, предназначенным прокалывать, а не резать. Я сглотнула вязкую слюну, сжала зубы до скрипа, и приготовилась к новой боли. Вот хрен они заставят меня сломаться! Сдохну, а клятвы не дам!
— Знаешь, — задумчиво протянул эльф, крутя рукоять стилета, скользя по нему янтарными глазами, — мне кажется пытать тебя болью иррационально. — Дроу поднял на меня взгляд, в котором был чистый расчёт, вымораживающий холод и лёгкая тень предвкушения. Тиарикон слегка искривил губы в улыбке и щёлкнул пальцами.
В тот же миг двери камеры распахнулись и двое стражников приволокли за руки бесчувственное тело девушки. Лицо было скрыто длинными ярко-голубыми волосами, хрупкая фигурка прикрыта прозрачными тряпочками наподобие земных нарядов для восточных танцев, только в этом случае, даже ткань лифчика ничего не скрывала, а нежно-бирюзовый цвет «одежды» выгодно оттенял нежно-персиковую кожу.
— Как видишь, моя бывшая фаворитка потеряла моё расположение, — спокойно сказала Тиарикон и тонким лезвием стилета, приподнял падающие на лицо девушки голубые пряди. Я даже не сомневалась, что за бирюзовой преградой скрывалось кукольное личико с идеальными формами.
Дроу кивнул страже и бывшую фаворитку заковали, а потом цепью подвесили над полом, прямо напротив меня. Воины поклонились и вышли из камеры, оставив нас наедине с этим психом. Тиа надел девушке на руку тонкий браслет из белого метала, а потом снял блокирующий ошейник. А я только сейчас обратила внимание на переливающиеся изумрудным перламутром коготки голубоволосой.
«Вот теперь в клетке две птички», — не успела эта мысль до конца сформироваться у меня в голове, как дроу, без замаха, всадил тонкое жало стилета в плечевой сустав девушки. Громкий вопль разорвал тишину камеры, и феникс распахнула большие, невероятно синие глаза с лиловыми лучиками, в которых плескалось столько боли, что у меня даже пальчики на ногах от жалости поджались.
— Ну, здравствуй, Луна, — обратился к девушке невозмутимый Тиа, разглядывая залитую кровью бурно вздымающуюся грудь, тяжело дышащей фениксы. — Ты так мечтала о свободе, вот я и решил удовлетворить твоё желание. Как тебе? Впервые за сорок четыре года иметь возможность выбора, твою волю не подавляют, ты можешь говорить и думать всё, что пожелаешь. Правда, интерьер из роскошных покоев фаворитки сменились на тюремную камеру, но это твоя последняя возможность послужить мне, моя дорога. Коль ошейник не смог до конца подавить твою волю, и ты не родила мне ребёнка, то хотя бы поможешь уговорить другую на роль матери моих детей. Если справишься, я тебя отпущу.