Девушка передёрнула плечиками:
— А я знаю? Может, свою голову подключишь. Что ты там делал, чтобы жрица не разнесла избу?
— Просто обнял.
— Ещё обниманий не хватало! Ты ещё сидишь? Иди давай, пробуй, — показала на кровать. — А я не желаю любоваться вашими нежностями!
И отвернувшись, быстро зашагала к выходу с задранным кверху носом. Громко хлопнула дверь. Китан, проводив ведьму взглядом, вздохнул и встал. Всмотрелся в бледное лицо Анелы. Она казалась такой беззащитной, слабой.
Защитник… Да какой из него защитник? Он только и знает, что следовать за другими и приносить неприятности.
Прикоснулся тыльной стороной ладони к щеке Анелы. Холодная. Согреть бы.
Китан лёг на край кровати, просунул руку под плечами девушки и крепко прижал её к себе:
— Давай, Анела, просыпайся. Хватит бродить, где ты там бродишь. Мы соскучились…
Внезапно навалилась усталость, веки потяжелели, он закрыл глаза…
День Посвящения в Храме Игнис. Арка, украшенная цветами. На помосте в торжественной мантии Верховная жрица с улыбкой приглашает одну из послушниц в белоснежной мантии. Чуть больше полусотни жриц затягивают речитатив. На помост быстро вбегает девушка. Она оборачивается… Анела. Радость, предвкушение и беспокойство на лице, фиалковые глаза сверкают. Верховная жрица ей ласково улыбается. Произносит ритуальные слова…
Китан тяжело вздохнул. Он понял. Гребень предлагал исполнение мечты, предлагал возвращение погибших. Тех, кого желаешь больше всего увидеть. Поэтому и графская дочка не возвращалась, застряв в иллюзии.
Он всё равно должен вернуть Анелу. Но как? Интересно, что пришлось сделать ей, чтобы помочь Мили?
Зашагал к помосту, жрицы словно его не видели. Он коснулся одну из них, рука прошла насквозь. Жрица не шелохнулась, продолжая читать речитатив.
Неужто и Анела его не почувствует и не увидит? Но подняв взгляд на помост, успокоился. Девушка с удивлённо расширенными глазами следила за его приближением. Но, кажется, не узнавала.
Верховная жрица подняла амулет к солнцу и повернулась к девушке.
— Анела, — окликнул он, вбежав на помост.
Она вздрогнула:
— Кто ты? Матушка? — обернулась за ответом к жрице, но та продолжала завершать ритуал, не видя его.
Анела нахмурилась и прижала руку ко лбу:
— Не понимаю, — снова перевела взгляд с него на Матушку, затем на остальных жриц, которые также не замечали Китана.
— Пожалуйста, пойдём отсюда, — попросил он, беря за руку.
Лицо Анелы исказилось от непонимания и ужаса, она выхватила ладонь из его, потянулась к амулету и нащупала пустоту. Уже сама взяла Китана за руку и огляделась. Он проследил за её взглядом. Жрицы стали исчезать одна за другой.
— Нет! Не хочу! — отняла ладонь из его и отшатнулась. Обхватила себя за плечи, явно сдерживая пробирающую дрожь. Губы задрожали, фиалковые глаза заблестели.
— Нам нужно возвращаться. Это всё иллюзия, — попытался он успокоить её, хотя боль на лице Анелы пронзала сердце, словно собственная. — И ты это понимаешь. Пойдём.
Протянул руку и в ожидании застыл. Силой её отсюда не уведёшь.
Анела снова огляделась, прикусила губу. И нехотя шагнула к нему.
Китан почувствовал взгляд в спину, быстро оглянулся. Недалеко стояла фигура в сером плаще, в накинутом капюшоне, и не сводила с них глаз. Неприятное предчувствие пробежало дрожью по коже. Человек в плаще чуть склонил голову, то ли приветствуя, то ли прощаясь. Реальность завертелась перед глазами…
Китан резко открыл глаза и непонимающе уставился в потолок. Не сразу дошло, что он вернулся. Рядом в его объятиях зашевелилась Анела, он посмотрел на неё. Анела медленно закрыла глаза и снова открыла. Бессмысленное выражение исчезло, хотя туман в фиалковых глазах рассеялся не совсем.
— Китан?
Он с облегчением улыбнулся:
— С возвращением, — разжимать объятия не спешил, боясь, что всё вернётся на круги своя.
Анела уткнулась ему в грудь и тоскливо зашептала:
— Я хочу… хочу вернуться… Там Матушка, сёстры — они живы. Посвящение, я стала жрицей. Богиня дала своё благословение… там. Я знаю, это ненастоящее, иллюзия… но я, — и неожиданно всхлипнула. — Нет, я не буду плакать. Не… буду… Не в этот раз…
— А ты поплачь, — от прерывистых слов девушки на душе стало тяжело. Как её подбодрить, как успокоить, он не знал. — Может легче станет.