— Товарищи, а за что мы будем наказывать? Что плохого в том, что наш человек Автандил Ломсадзе оказался первым в эксперименте международного значения? Это прославляет нашу Родину.
После такого успеха в международном эксперименте на Автандила Ломсадзе, наконец, обратили внимание на Родине. Нет, о нем не стали писать в газетах, о нем не рассказывали по радио, его не показывали по телевизору — такая информация у нас в стране была запрещена. Однако его способности решили использовать на благо Родине… Но об этом позже…
2
Зимнее тбилисское утро. Секретарь грузинской Государственной филармонии по поручению директора Аполлона Кипиани набрала номер телефона Автандила Ломсадзе:
— Здравствуйте, батоно Автандил! С Вами хочет увидеться наш директор, Кипиани Аполлон Константинович. Если Вы не возражаете, назначьте удобное для Вас время.
Для Автандила Ломсадзе это было достаточно неожиданно, потому что он не был лично знаком с Кипиани.
— Хорошо, — ответил Автандил Ломсадзе, — я буду у него завтра в десять часов утра.
На другой день в обещанное время Автандил Ломсадзе появился в здании филармонии. Секретарь в ответ на его Приветствие улыбнулась, поздоровалась и провела гостя в кабинет директора. Навстречу из-за огромного письменного стола поднялся из кресла высокий представительный Аполлон Кипиани, по своей осанке и манере держаться напоминающий грузинского князя. Ему было около шестидесяти лет. Он был интеллигентным, культурным человеком, фанатично преданным своему делу. Филармония и он были неразделимы. Стараясь поднять уровень исполнительского искусства в Грузии, возглавляя художественный совет государственной филармонии, он тщательно отбирал одаренных и достигших виртуозного исполнения артистов. Все, знающие Кипиани, его уважали и очень любили, ласково называя «Гугули», что в переводе означало «небесная птичка».
— Я слышал, батоно Автандил, о Ваших удивительных способностях. Не могли бы Вы попробовать выступать у нас, ведь это так интересно будет зрителю, поднимет еще больше престиж Грузии и, в частности, нашей филармонии.
Кипиани подходил к своему делу всегда с патриотической точки зрения. Ломсадзе почти сразу ответил:
— Батоно Аполлон Константинович! Я не могу демонстрировать публично свои способности, потому что я йог. Может быть, это мало, что Вам говорит, но у йогов есть своя философия, которая это не разрешает.
— Жаль, жаль, — ответил огорченный директор, — и нам, и Вам было бы хорошо. Я уже не говорю о благодарности публики, и в материальном отношении это было бы не лишним для Вас и Вашей семьи?
Скорее не второй, а первый аргумент заставил Автандила Ломсадзе задуматься. Общение с людьми… Разве не для этого он учился в Индии? Разве не его обязанность стараться поделиться с окружающими мудростью жизни? Ломсадзе ответил:
— Хорошо, я обещаю подумать и свяжусь с Вами в ближайшее время.
— Ну, вот и хорошо, — ответил воодушевленный Аполлон Константинович, в свою очередь думая, что соблазнил Ломсадзе материальной стороной дела.
Дружески пожав друг другу руки, они расстались. Автандилу Ломсадзе трудно было решить этот вопрос. Побеспокоить Учителя?.. Если он сам считает этот вопрос серьезным, то можно… Для мысли не требуется время на перемещение в пространстве. Мгновенно после принятия решения мысль-совет Автандила о демонстрации своих способностей достигла бы Учителя в далекой Индии. Но в ту же долю секунды он решил сам: по философии йоги это делать нельзя. Больше на эту тему он не размышлял и, позвонив секретарю, отказался от предложения.
Шли дни за днями скромной жизни раджа-йога Автандила Ломсадзе. Говорят, судьбой предопределено абсолютно все.
Человек, конечно, пытается привнести свои желания и прогнозировать свою дальнейшую жизнь. Но сочетание слов «судьба неумолима» говорит о том, что как хорошему, так и плохому надлежит быть. Есть еще одно выражение «наперекор судьбе», и опять-таки, разве мы знаем наперекор или все-таки «назначена судьбой» та или иная перемена в жизни?
Наступило пышное грузинское лето. Буйно зацвела растительность, покрыв разноцветным ковром котлован, в котром расположен город Тбилиси. Художники Грузии всегда пишут свои полотна удивительно колоритно, ярко, ощущая и впитывая эти цвета с детства. Еще не успело палящее солнце заставить померкнуть яркие краски растительности, как в квартире Ломсадзе снова раздался звонок из филармонии. На сей раз Кипиани сам убедительно и настойчиво приглашал Автандила Ломсадзе подъехать к нему еще раз. В тот же день они увиделись, и Кипиани снова принялся убеждать Ломсадзе выступать в филармонии.