Выбрать главу
Что за чудный блеск зеленый Победил ночную тьму? — В честь свидания влюбленных Сад расцвел за ночь одну! Мы пленительную тайну Этой встречи сохраним: Каждый шаг был неслучайным, Каждый шаг — дорога в Рим.
Узенькая тропка вьется По высоким по холмам. Пьет росу и слезы солнце И отраду дарит нам. Этой встречи пряной страсти, И блаженству, и любви Мы сегодня сопричастны, Почитатели твои.
Но смотри: на небосклоне Радуга — Ириды дар. Где легки шаги влюбленных, Там плетемся мы едва. Сладкий трепет грудь наполнил, Чтобы в песне прозвучать, Рафаэль, прими корону, Разреши тебя венчать.

Песня удалась на славу и произвела желаемое воздействие: Рафаэль назвал нас соловьями — мол, он слышал наше пение, но не видел, как мы работали ночью. Он позволил девушке надеть на себя венок и расцеловал всех, хотя Гита едва могла скрыть свою досаду. Чтобы утешить ее, я вплел в ее волосы самый роскошный букет цветов, который когда-либо был составлен. Это ее развеселило, и она устроила народный танец, который исполняла с необычным изяществом, с легкостью, будто она на наших глазах сбросила с себя лет двадцать, что же и говорить о глазах Рафаэля, какой должен был он увидеть ее сквозь заколдованные очки? Одна из моих любимых кузин, которая занималась гаданием, выступила вперед, попросила уставших от танца протянуть ей руки и стала читать по ним и предсказала, что Гита умрет в большой набожности, а Рафаэль — с седыми волосами, окруженный своими детьми. Рафаэль при этом покачал головой: он всегда торопился со своими работами, так как боялся умереть, не доведя их до конца, хотя он опасался не какой-нибудь болезни, но угасания небесного огня под гнетом земных забот. С чего бы взяться такой тревоге? Возможно оттого, что его образ жизни вовсе не соответствовал требованиям того небесного огня и любое напоминание об этом печалило его. Подобные мысли не омрачали Гиту, о будущем она думала не больше, чем люди перед грехопадением, она протягивала свою руку не для гадания, а за бокалом вина. Рафаэль радовался ее жажде жизни, он приказал принести лучшие вина, и так наше торжественное собрание закончилось дикой вакханалией — Гита забралась верхом на Джулио, и он катал ее по саду — так они изображали кентавра. «Это милые дети, — сказал Рафаэль, — если им не перечить. Художник смотрит на мир особым взором, подмечая то, что можно потом нарисовать, и теперь я убедился: любое событие должно сначала по-настоящему произойти в мире, чтобы потом стать картиной, чьей-то выдумкой. Если бы я не видел этого шествия, я не смог бы выдумать вакханалию. Дай мне угля: стена сада должна сохранить память об этом, но не копировать то, что мы видели сейчас».