— Рафаэль! — Прокричала я, но не от удовольствия, а скорее от отчаяния.
С его губ сорвался глубокий мужской смешок, после чего он лизнул меня поперек, заставив снова выкрикнуть его имя, но уже с удовольствием. Он начал вылизывать меня, и его язык вертелся вокруг той самой точки, время от времени описывая большие круги, а потом он вдруг лизнул меня именно там, где мне хотелось, и повторял это до тех пор, пока я не забалансировала на грани, и тогда отстранился.
— Проклятье, либо сделай это, либо не делай вообще! — Заорала я на него.
Рафаэль отстранился еще немного, и его лицо сияло от осознания того, каким счастливым он делал мое тело, после чего спросил:
— Тебе не нравится, когда тебя дразнят?
— Не так сильно.
— А я наслаждался процессом.
— Садист. — Буркнула я.
Он вновь подарил мне этот глубокий смешок, а после его рот вновь оказался между моих ног, и тогда он начал сосать. После всего, что он уже проделал, это был почти перебор, и в то же время недостаточно, как будто мое тело не знало, что происходит. Рафаэль понял, что эта тактика не работает, и его язык завертелся по той заветной точке, а потом он, наконец, использовал пальцы, чтобы раздвинуть в стороны все, что ему мешало к ней присосаться. Кричать я начала еще до того, как кончила, потому что это было практически чересчур после такой яркой прелюдии, но вот я, наконец, скользнула за грань удовольствия, и Рафаэль будто бы держал сосредоточие меня у себя во рту, перекатывая меня в нем, как если бы весь мир сосредоточился на ощущении его рта на моем теле. Я кричала и извивалась до тех пор, пока мир не обрамился белым по краям, как будто теперь я видела все сквозь туман. Мое тело опустилось на кровать, подрагивая, и я была не в силах двигаться или сфокусировать взгляд, а потом почувствовала, как Рафаэль встал и отстранился от меня. Следующее, что я ощутила, это как он протискивается между моих ног. Это заставило меня вскинуться на постели и вскрикнуть. Я увидела его темную плоть сквозь бледную пленку презерватива, пока он помогал себе одной рукой, направляя себя в меня. Обычно ему приходилось попотеть, чтобы протолкнуться, но сейчас я была настолько мокрой, что вся эта темная, напряженная длина легко скользнула в меня.
Он что-то пробормотал — кажется, какое-то ругательство на испанском.
— Такая мокрая.
— Займись со мной любовью. — Мой голос прозвучал с придыханием и казался почти чужим, но все же мне удалось сказать это.
Он сделал то, о чем я просила, мягко проталкиваясь внутрь и выходя наружу, повторяя это до тех пор, пока не нашел тот ритм, который был самым нежным из всего, что мы когда-либо делали вместе. Рафаэль помог нам переместиться повыше на кровати, оставаясь на мне, но держался так, чтобы не мешать мне самой двигаться под ним. Вместе мы нашли ритм между его толчками и движениями моих бедер, которые я поднимала ему навстречу — раз за разом, внутрь и наружу. Я не могла видеть, как он выходит из меня и погружается обратно, но чувствовала каждый дюйм, встречая его толчки своими.
— Я близко. — Пробормотал он.
— Я тоже. — Я задыхалась и боролась за сохранение ритма наших тел, и наконец почувствовала приближение оргазма. — Почти. — Сказала я ему.
— Кормись, когда мы кончим.
— Да. — Ответила я, и со следующим толчком он вырвал из меня вопль. Я откинула голову назад, чтобы не оглушить Рафаэля, пока кричала его имя.
Он тоже вскрикнул, вколачиваясь в меня в последний раз, и все щиты рухнули. Я кормилась на его силе, пока он был на мне, на его коже во всех местах, где он ко мне прикасался, и через него, как через дверь, я кормилась на всем родере.
Я научилась делать это мягко, когда речь шла о людях, которых я знала, чтобы не врываться к ним в душу с ноги. Ненароком я уже получала воспоминания, мысли и эмоции — это было с теми, кто наслаждался энергетическим оргазмом. Они приветствовали эту силу — это был их сознательный выбор, хотя Жан-Клод поделился со мной воспоминаниями о том, как Белль Морт могла заставить ощутить удовольствие и против воли — это было метафизическое изнасилование. Я очень старалась не делать ничего подобного. Жан-Клод научил меня скользить и парить, как на крыльях, над энергией тех, от кого я питалась — кормиться, но не слишком рьяно, и не погружаться глубоко. Передо мной замелькали лица, чья-то рука протянулась, чтобы коснуться меня, другая попыталась отмахнуться, но никто не мог полностью избавиться от меня, потому что Рафаэль отдал их мне. Пусть я и оседлала эту чудесную энергетическую волну, которая подталкивала меня вверх, словно я и правда могла летать, выплескивая полученное, как золотистую магию, по всем каналам, которая соединяла меня с теми, кто был связан с моей силой, во мне все-таки осталось достаточно осознанности, чтобы понять, почему они нас боялись. В какой-то момент я вдруг наткнулась на кого-то, от кого не смогла покормиться, как будто какой-то камень попался мне в потоке этой силы, и я поступила так, как поступает вода: обогнула этот камень и двинулась дальше, к другим лицам, телам и различным эмоциям — от радости до счастья, — удерживая себя, чтобы не пожирать эти чувства, и ко мне начали подниматься лица, озаренные весельем и принятием, и это был лучший пир из всех, потому что они делились со мной своей энергией. Делиться мне нравилось больше, чем забирать. Я прошла тысячи и тысячи людей, а потом вернулась обратно, как возвращается океан, отступая от берега, и снова напоролась на этот камень, который не могла поглотить. Я застыла, как если бы океан мог застыть, напоровшись на одну-единственную гальку. Что это было? Кто это? Я толкнулась в этого кого-то, сконцентрировала на нем всю свою силу… ему было слегка за двадцать, симпатичный, приятные черты лица, светло-коричневая кожа и серо-зеленые глаза. Не будь у меня для сравнения микиных глаз, я бы назвала их экзотичными. Их взгляд был высокомерным, непокорным, яростным, но подо всем этим был… страх и… что-то… что-то еще. Я нырнула глубже в эти лесисто-зеленые, туманно-серые глаза, встретила их взгляд и поймала это что-то. Энергия Гектора, потому что это был именно он, пульсировала, пытаясь оттолкнуть меня, пытаясь защитить что-то от меня, от нас — я не очень понимала, от кого, но это не имело значения. Энергия была горячей только сверху, как глазурь на торте, а то, что лежало под ней, казалось холодным — гораздо холоднее оборотня. Гектор попытался вытолкнуть нас наружу, и ему почти удалось подтолкнуть нас к поверхности. Мы вернулись обратно, глядя ему в лицо, и его глаза были как лес и туман, и вдруг они наполнились коричневым светом — таким темным, что он казался почти черным, как если бы лес накрыла ночь и начала пожирать его. Гектор был moitié bête мастера вампиров. Мастера, который не принадлежал к вампирам Жан-Клода.