Никто из нас не стал спорить. Я просто обняла Рафаэля за талию, а он меня — за плечи, после чего мы позволили телохранителю увести нас подальше от шума нарастающих голосов. Мы с Рафаэлем уже достаточно долго были любовниками, чтобы знать, куда девать руки, ноги и носы, независимо от того, чем мы занимаемся. Ни с кем из тех, в кого я не была влюблена, мне еще не было настолько комфортно физически. Это казалось странным, потому что какая-то часть меня верила, что такой уровень физического комфорта возможен лишь после того, как вы уже влюбились друг в друга. Меня немного беспокоил тот факт, что он может возникнуть просто потому, что вы достаточно часто бываете вместе.
Кейн больше не орал, но он уже не мог видеть меня или еще кого-то, к кому он ревновал. Как только объект его ненависти скрывался из поля зрения, все резко улучшалось.
— Он опасен. — Заметил Бенито таким тоном, словно не собирался говорить этого вслух.
— Согласна. — Ответила я.
Рафаэль приобнял меня на ходу одной рукой.
— Тебе нужно все время держать рядом с собой охранника, Анита.
— Значит, не только мне кажется, что вспышки ревности Кейна с каждым разом становятся все более стремными. — Сказала я.
— Они действительно становятся хуже. — Подтвердил Бенито.
— Не будь Кейн гиеной зова Ашера, я бы предложил меры посерьезнее, прежде чем он успеет навредить кому-то из тех, кто мне небезразличен. — Заметил Рафаэль, целуя меня в лоб.
— Я с тобой даже соглашусь. Нам бы ничего не понадобилось делать: достаточно просто позволить ярости Кейна пролиться не на того человека, и природа все бы решила за нас. — Сказала я. — Вот только если умрет Кейн, Ашер может умереть вместе с ним.
— Анита, меня восхищает, что Ашер так серьезно относится к своей терапии, но он привязал к себе Кейна еще до нее. — Напомнил Рафаэль.
— Я не одобряю ни терапию, ни лекарства, но перемены в Ашере с тех пор, как он стал заниматься этим, действительно впечатляют. — Произнес Бенито.
— Я и сама-то не слишком верю в пилюли счастья. — Сказала я. — Но, наблюдая за переменами в Ашере, я, наверное, могу действительно поменять свое мнение.
— Мне кажется, дело было в биохимическом дисбалансе. — Предположил Рафаэль.
— Ага, а значит, Ашер и правда не отдавал себе отчета в некоторых своих действиях.
— Как ты относишься к тому, что Жан-Клод вернул Ашера в свою постель? — Спросил Рафаэль, снова целуя меня в лоб.
— Если тебя интересует, спросил ли он моего мнения, то мы это уже обсудили. И с Натэниэлом я это тоже обсудила.
От развернул меня рядом с комнатой со шкафчиками так, чтобы посмотреть мне в лицо, и спросил:
— И как ты относишься ко всей этой ситуации с Ашером?
Мне пришлось отвернуться, чтобы не смотреть в эти большие карие глаза, пока я пыталась разобраться со своими чувствами и с тем, хочу ли я вообще их обсуждать.
— В каком-то смысле мне его не хватает, но я искренне верю в то, что если ты не в состоянии вынести человека в его худших проявлениях, то ты не заслуживаешь его лучших сторон, а я его худших проявлений не выдерживаю.
Палец Рафаэля приподнял мое лицо за подбородок, чтобы он мог посмотреть в мои собственные карие глаза. Его темные глаза и черные волосы были мексиканским наследием, как и мои. От отца-немца мне досталась бледная кожа, но все остальное во мне было от матери, как мне говорили, и как я могла сама убедиться по фотографиям. Мама умерла, когда мне было восемь, так что я не очень хорошо ее помню, а то, что осталось в моей памяти, размылось через призму детского сознания, потому что на момент ее смерти я была ребенком, и без фотографий я не могла понять, что мы с ней действительно были похожи.
Как и мои родители, Рафаэль был первым ребенком в своей семье, который родился на территории этой страны. Я была вторым поколением. Мы оба считали себя американцами, и большинство людей даже не замечали во мне испанского наследия. По их словам, я могла сойти за американку, хотя для моей мачехи-блондинки я никогда не буду достаточно белой, но эту печальную расистскую историю лучше оставить для другого раза.
Я посмотрела в смуглое лицо Рафаэля, столь подходившее его волосам и глазам. Он не мог скрыть того, кем являлся, а я просто не пыталась этого делать — я даже не задумывалась на эту тему, пока что-нибудь не напоминало мне об этом. Но я стала чаще вспоминать о своей семье, когда мы с Жан-Клодом начали планировать свадьбу. Пока что мой отец не собирался вести меня к алтарю, потому что я выхожу замуж за вампира, а значит — проклинаю себя на веки веков в глазах католической церкви. Все мое семейство было набожными католиками.