— А ты как думаешь, сколько мне лет, маленькая роза?
Мария не понимала, почему он так называет ее. По тому, как он произнес слово «роза», девушка поняла, что оно наверняка имеет какое-то скрытое значение, но даже предположить не могла, какое. Она отогнала мысли о причине проявления подобной нежности и сказала:
— Двадцать четыре.
— Близко, — пожал плечами Рафаил. — Мне двадцать пять.
Мария вспомнила ту блондинку из клуба. Ей было лет пятьдесят или больше. Ее истинный возраст скрывала сделанная на лице пластическая операция. В тот момент они с Рафаилом не слишком-то хорошо смотрелись вместе. Он годился ей в сыновья. Может, это было частью его альтернативного образа жизни. Может, ему нравились женщины постарше.
Или, может, у него не было особых предпочтений, кого убивать, пока у него имелась такая возможность.
Мария понимала, что то, как смотрел на нее Рафаил, не может быть правдой. Он был буквально зачарован. И ни на секунду не мог оторвать глаз от нее.
— Так, что тебе нравится, Мария? — он встал, положив руки на подлокотники ее стула. — Скажи, как бы тебе хотелось поиграть?
С тех пор, как он принес ее в эту комнату, Рафаил тяжело дышал и ловил каждое ее слово.
— Как пожелаешь.
— Осторожнее, маленькая роза, — Рафаил поцокал языком и покачал головой. — Ты и понятия не имеешь, о чем просишь. Ты ничего не знаешь о моих специфических желаниях.
Мария была рада тому, что руки связаны у нее за спиной. Они жутко дрожали, пока девушка лихорадочно соображала, что он имел в виду. Она даже представить себе не могла, что может нравиться убийце в плане секса. И была уверена, что никогда не сможет вообразить себе ничего подобного.
Рафаил смотрел на нее горящими глазами, ожидая ответа. Вот она. Точка невозврата. Мария балансировала на краю смертельной пропасти. Но она знала, что у нее не было другого выбора. Она должна довести дело до конца. Мария подумала о мученицах, которыми так восхищалась. О ее тезках. Они умирали за свою веру, за то, что считали правильным в глазах Господа. Она могла бы повторить их подвиг. Если она сделает это, отдав себя Рафаилу ради блага ни в чем не повинных людей, то сможет предстать перед Богом, зная, что хорошо Ему послужила. Ее душу никогда не будет терзать трусливое раскаяние. Как сказал отец Куинн, посвящая себя Церкви, нужно любить и жертвовать собой. Ведь любовь невозможна без жертвы.
И она станет ей.
И возможно… совершенно случайно, вдруг ей удастся воззвать к тому хорошему, что осталось в Рафаиле. Она могла последовать примеру Христа, который тоже общался с грешниками и проклятыми. Мария не верила, что люди рождаются злыми. Глядя на Рафаила, она гадала, что же произошло в его жизни, и заставило его пойти по такому варварскому и жестокому пути. Ее сердце сжалось в надежде… в надежде на то, что возможно ей удастся подарить ему что-то вроде успокоения, которое хоть немного избавит этого мужчину от поглотившего его душу зла.
Мария заглянула Рафаилу в глаза и выпрямилась, стараясь выглядеть как можно увереннее.
— Я хочу, чтобы ты показал мне наслаждение так, как нравится тебе, независимо от того, в чем заключаются твои специфические желания. Хочу, чтобы ты подчинил меня… указал мне путь к удовольствию, каким угодно способом. Я хочу доставить тебе блаженство. Хочу, чтобы ты владел мной и был моим господином.
У Рафаила запылали щеки, а грудь тяжело вздымалась. Мария поняла, что ее слова проникли ему в душу и задели чувствительную струну в его почерневшем сердце. Рафаил потянулся и взял в руки прядь ее длинных волос. Мария увидела, как лениво он накручивает ее светлые волосы на свой палец, от основания до самого кончика, поверх уже намотанного на него шнура… который он никогда не снимал. Чем сильнее он их затягивал, тем глубже и тяжелее становилось его дыхание. Без притока крови его палец начал синеть. А зрачки расширились.
Выйдя из оцепенения, Рафаил отпустил ее волосы.
— Ты всецело отдашься мне, маленькая роза. Будешь делать то, что я скажу, и беспрекословно мне подчиняться. Тебе ясно?
— Да, — прошептала она.
Рафаил погладил ее по голове, его пальцы скользнули вниз по ее волосам.
— Тогда убеди меня. Заставь меня поверить в то, что ты этого хочешь. Иначе я не прикоснусь к тебе. Я не любитель насиловать женщин, маленькая роза. Ты должна захотеть этого так же, как и я.
Он так сильно вцепился в подлокотники стула, что на его руках вздулись сухожилия.
— Я хочу, чтобы ты нуждалась во мне. Нуждалась в том, что могу дать тебе только я.
Мария не знала, как сделать то, о чем он просил. Она была совершенно неопытна в плане обольщения и полным профаном в вопросах секса. Она совсем растерялась и чувствовала себя не в своей тарелке. Еще больше Мария растерялась от того, почему он не стал дальше расспрашивать ее о священниках и о том, как она связана с ними. Не спросил, почему они послали ее в клуб. Он не обратил на это внимание… и сосредоточился лишь на ней и просьбе продемонстрировать ему свои плотоядные аппетиты. Он забыл обо всем, что должен был спросить, зациклившись на удовлетворении своих темных желаний.
Его проклятой душой управляла похоть. Он не думал ни о чем, кроме предстоящего удовольствия. Его не волновала никакая истина за пределами этих четырех стен и тела Марии, которым он будет наслаждаться. Даже сквозь страх она непроизвольно ощутила укол сочувствия к Рафаилу — каково это жить в такой тьме?
— Рафаил, — прошептала она и подалась вперед.
Мария взглянула на него из-под опущенных ресниц и тихо сказала:
— Я хочу, чтобы ты научил меня, — она глубоко вздохнула и приободрилась, когда его взгляд упал на ее вздымающуюся грудь. — Хочу, чтобы ты показал мне наслаждение. Своими способами. Любыми, какими только захочешь. Ты выбираешь, а я подчиняюсь. Я согласна на все, Рафаил. И не передумаю. Независимо оттого, что ты со мной сделаешь. Я хочу этого… с тобой и от тебя.
Рафаил встал, возвышаясь над ней, пока она сидела связанная на стуле. Он поднял ее и поставил перед собой, затем взял ее под руки, чтобы она не упала.
— Ты моя, Мария. Моя маленькая роза.
Он наклонился и приник к ее щеке легким поцелуем — запретным, чужеродным прикосновением, от которого по спине Марии пробежали мурашки.
— Я сломаю тебя. Сделаю так, что ты не сможешь дышать без меня. Не сможешь проснуться, не воскресив в сознании мое лицо. Ты будешь мною бредить… и я сломлю тебя. И в конечном итоге, завладею тобой. Ты никогда не избавишься от меня. И дашь мне все, чего я когда-либо хотел. О чем мечтал. Раз и навсегда… моя маленькая роза.
Мария слушала его слова и уловила скрытую в них суть. Он убьет ее. Теперь она в этом не сомневалась. Рафаил ее убьет. Мария не знала, как и когда, но чувствовала у себя за спиной тяжелое дыхание нависшей над ней смерти, которая терпеливо ожидала момента, чтобы нанести удар.
Если только ей не удастся достучаться до него. Воззвать к той доброте, которая, во что она верила, сокрыта у него внутри. Воспользоваться его самым большой слабостью ― похотью, чтобы попытаться помочь ему. И возможно, даже спасти его.
— Нам нужно привести тебя в порядок, — Рафаил полез в карман и вытащил оттуда нож.
Мария вздрогнула и замерла от страха. Ему это понравилось. Она поняла это, почувствовав у бедра его эрекцию. Рафаил зашипел, словно от боли, но взял ее за руки и перерезал скотч. Когда к затекшим конечностям прилила кровь, Мария застонала от облегчения. Она поднесла к груди онемевшие руки и уставилась на оставленные путами рубцы.
«Как у Христа, — подумала она. — Стигматы».
Этот образ придал ей сил и наполнил ее вены мужеством и покоем.
Рафаил поднял ее, словно пушинку, и положил на кровать. Затем провел по ее голой ноге кончиком ножа. От прикосновения холодной стали Мария затаила дыхание и увидела, как он разрезает скотч у нее на щиколотках. Ноги пронзила та же мучительная боль, которую она совсем недавно ощутила в руках. Но вдруг, теплые ладони Рафаила начали массировать ее лодыжки, ступни и пальцы. Когда она почувствовала на своем теле его руки, у нее замерло сердце. Уже много лет никто не прикасался к ее обнаженной коже, и последний, кто это делал…
Мария закрыла глаза и отогнала непрошенное воспоминание. Когда она вновь распахнула веки, Рафаил стоял и в ожидании смотрел на нее. После чего протянул руку.