Гавриил безусловно верил в это, но сейчас это не имело значения.
― И ты решил привезти ее сюда?
Рафаил посмотрел на свои руки, после чего обхватил ими один из металлических прутьев. Он начал сжимать его, и глаза мужчины, казалось, вновь расфокусировались, унося Рафаила из Склепа в другое место в его запутанном сознании. Металл стонал под руками мужчины, когда он сжимал прут все крепче и крепче, а его пальцы побелели.
― Я обхватил руками ее горло, ― сказал Рафаил, его голос становился все более глубоким и хриплым. ― Сжал ее тонкую шею, и почувствовал, как ее пульс замедляется под моими пальцами.
Дыхание Рафаила участилось.
― Я смотрел в ее глаза, наблюдая за тем, как из нее уходит жизнь.
Гавриил старательно игнорировал бесстыдное сексуальное удовлетворение, которое Рафаил явно получал от своих воспоминаний. Рафаил уперся в металлическую перекладину, с шипением прижимаясь к ней своим бугрящимся пахом.
― Она боролась со мной. Царапала мои руки.
Довольный тон Рафаила быстро сменился гневом.
― Все было не так, как должно было быть. Ей не положено сопротивляться. Она должна отдаться мне добровольно. Когда я буду глубоко внутри нее, и она будет шептать мое имя. Будет любить меня. Нуждаться во мне. Станет одержима и поглощена мной. Я буду единственным, что будет существовать в ее мире.
Глаза Рафаила переместились на Гавриила, будучи вновь полностью осознанными.
― Я должен довести ее до совершенства. Сделав такой, какой она и должна быть. Я должен владеть ей единственно правильным способом.
― Ты не можешь убить невинную, Раф. Я не допущу этого.
― Она не невинна, ― Уриил шагнул вперед от своего места у стены. Его руки были сложены на груди. ― Она одна из Бретренов. А значит, точно не невинна.
Что-то дрогнуло в душе Гавриила. Что-то, что хотело согласиться с Уриилом. Но Гавриил смотрел в глаза этой девушки. Он видел ее замешательство, когда она обнаружила Падших. Страх. Заметил, как она смотрела на спину Рафаила, на шрамы, которыми все они были «награждены». В ее глазах были шок и печаль, но не принятие подобных наказаний от священников. Он не знал, как они сделали это, но уверовал, что девушка была обманута Бретренами. Как и он сам в детстве. Мужчина был одурачен их добрыми масками.
Она не подозревала, с какими хищниками ей придется столкнуться в братстве Падших. Да и не могла. Никто не стал бы добровольно подставлять себя под удар убийц.
― Бретрены не допускают женщин в свои ряды. Они являются современным продолжением испанской инквизиции. И считают женщин искусительницами и слабовольными ведьмами, подверженными греху. Они не приняли бы ни одну из них к себе на службу. Может, они сами и современная модификация, но их идеология ― нет.
― Ей нельзя позволить уйти, Рил.
Села подошел и встал рядом с Уриилом. Он знал Бретренов лучше, чем все остальные. Был связан с ними так, как никто из других Падших.
― Она видела, где мы живем. Видела всех нас. Девушка покинет это место и побежит обратно к отцу Куинну, чтобы все рассказать ему. Поверь мне. Я знаю это наверняка. Она предаст нас, и они придут за нами. Ты тоже знаешь это.
Братья Гавриила кивнули в знак согласия с Селой. Гавриил встретился взглядом с Рафаилом, который наблюдал за ним так же пристально, как всегда наблюдал за витражом с изображением Марии в церкви приюта Невинных младенцев.
Он знал, что братья были правы. Но мысль о том, чтобы допустить смерть невинного... Гавриил не мог дышать. Призрачные руки обхватили его сердце и сжали.
Но какой у него был выбор? Когда много лет назад он отправился в Чистилище, следуя по опасному пути своего младшего брата, он неосознанно согласился стать тем, кем был сейчас ― лидером Падших. Он был предан им. Их защита была всем для него.
Гавриил почувствовал, как мерцание света, которым он так дорожил, погружается во тьму. Свеча потухает в грозовой буре безнравственности.
― Ты не получишь никаких Откровений в течение шести месяцев, ― услышал Гавриил свои слова.
Он чувствовал себя словно оторванным от своего тела, будто это не он отдавал приказ Рафаилу. Его рот произносил слова, которые он не хотел произносить. Гавриил буквально ощущал неудержимое возбуждение, исходящее от Рафаила, стоявшего в клетке.
― Ей нельзя выходить из поместья... никогда больше.
Гавриил почувствовал, словно копье пронзало его бок и вонзалось прямо в сердце.
― А ты не покидаешь своих покоев. И когда все закончится, ты никогда больше не предашь нас.
― Никогда больше, ― сказал Рафаил. ― Обещаю.
Гавриил наконец позволил себе встретиться с глазами Рафаила. Они были широко раскрыты. На лице брата отражалось непередаваемое волнение, щеки Рафаила раскраснелись, а глаза блестели ― Гавриил никогда прежде не видел его таким счастливым. Никогда. Гавриил почувствовал приступ тошноты. Рафаил был в восторге от того, что ему разрешили забрать чужую жизнь. Гавриил не мог этого вынести. Не мог находиться рядом с триумфом Рафаила. Он повернулся к Варе.
― Пусть он пробудет здесь еще несколько часов, а потом отведи его в покои. Я прослежу, чтобы ее привели туда позже.
― Мария, ― произнес Рафаил, когда Гавриил повернулся, чтобы уйти.
Гавриил замер.
― Ее зовут Мария.
Мужчина закрыл глаза. От того, что он знал ее имя, становилось еще хуже.
«Мария».
Он только что подписал смертный приговор молодой женщине по имени Мария.
Гавриил поднялся на первые несколько ступенек лестницы, следуя изгибу стены, пока не скрылся из виду. Как только он оказался незаметен, его ноги подкосились, и мужчина припал спиной о стену. Он сполз по холодному камню и сел на твердую ступеньку. Голова Гавриила упала на руки. Он дал позволение убийце расправиться с невинной. То, что поклялся не делать никогда.
Мужчина сосредоточился на дыхании вопреки жгучему огню вины в своей груди.
Но когда он уже собрался с духом, чтобы не сорваться, услышал: «Да, брат!».
Хорошо узнаваемый голос Вары долетел до ушей Гавриила.
― Ты добился своего. Убийство. То, о чем мы все постоянно мечтаем. Ты выиграл в чертову лотерею!
― Возьми ручку и бумагу вон там. Мне нужно кое-что для встречи с ней.
Гавриил замер, услышав звук шагов по каменному полу.
Несколько минут стояла тишина, пока не зазвучал голос.
― Как мило. Хотя, полагаю, тебе нужен один из нас, чтобы достать все это у наших неправедных друзей, ― рассмеялся Села.
― Да. И все это нужно мне сегодня. Но главное...
Рафаил сделал паузу. Гавриил знал, что тот улыбался от волнения.
― Все произойдет только тогда, когда будет идеальным. Все должно быть безупречным. Организуй все, Села. Ты знаешь, чего я хочу.
― Будет сделано, Раф.
Гавриил услышал, как Села переместился в заднюю часть Склепа и позвонил одному из многих неблагонадежных людей, с которыми они имели дело. «Друзья с черного рынка», как сказал ему Джон Миллер, когда дал Гавриилу черную записную книжку с контактами.
― Ну и что за постановку вы готовите? ― спросил Уриил.
― Я соблазню ее. Буду проводить в ней дни напролет. Я собираюсь овладеть ей, опустошить ее, заставить нуждаться во мне, чтобы продолжать жить.
Голос Рафаила был низким и серьезным, в нем звучала мрачная решимость. Взгляд Гавриила переместился в направлении основания лестницы, будто он смотрел в золотистые глаза Рафаила и видел, как его лицо загорелось от возбуждения.
― Только тогда я убью ее. Убью с таким совершенством, что никогда этого не забуду, ― Рафаил шумно и прерывисто вдохнул. ― Ни одно убийство не сравнится с этим. Оно станет тем, чего я ждал всю свою жизнь.
Тело Гавриила словно окунули в ледяную воду. Затылком он ударился о каменную стену поместья, доставшегося ему от его деда, серийного убийцы.
Гавриил был измотан. Он не смог бы пошевелиться, даже если бы захотел.
Священники были правы. Он всегда знал, что они были правы. С годами это становилось все более и более очевидным. Бретрены верно определили, что в жилах его братьев текло что-то зловещее.
Гавриил вспомнил отца Куинна, священников Ордена, и то, как они обращались с мальчиками в Чистилище. Они не давали никому из них шанса на искупление. И не пытались их понять. Просто клеймили их Проклятыми и приступали к экзорцизму со всем возможным рвением. Гавриил проклинал священников за то, что они не помогли им, когда те были еще совсем детьми. То, что они сделали, не очистило его братьев от злых помыслов и желаний. Наоборот, развращенная секта священников еще глубже затянула их во тьму, лишив всякой надежды на спасение. Они причиняли им боль, издевались над ними, унижали, пока в их душах совсем не оставалось ничего хорошего. Ни малейшего проблеска света, который можно было бы поддержать и помочь вернуться на путь добра. Теперь все они были темны, как ночь, и ни одна звезда не освещала их безбожный мир.