Выбрать главу

Этого было мало. Но это было лишь началом.

Глава 9

Ее нежная шея. Румянец на светлой коже. Блеск голубых глаз.

Совершенство. Она была самим совершенством. Когда Рафаил опустил взгляд, он увидел, что его мечта воплотилась в жизнь. Он представил, как ее глаза застынут в открытом состоянии, не моргая больше. Ее мягкие волосы коснутся его щеки, когда он будет лежать на ее груди. После этого наступит тишина, ни единого звука в комнате ― абсолютное блаженство. Румянец на ее щеках сохранится даже по прошествии нескольких часов. Она будет оставаться в его объятиях, и вследствие этого будет оставаться теплой.

Откинув голову назад, Рафаил чувствовал, как клеймо поцелуя Марии въелось в его губы. Его член пульсировал в штанах, эрекция была зажата до боли, словно в клетке из ткани. Все было идеально. Удушье, теплое тело Марии рядом с его телом. Он перевел взгляд на волосы Марии. Они были густыми и растрепанными от того, что она извивалась на кровати. Но ее роза все еще была на месте.

Рафаил положил руку ей на шею и провел по груди. Как только кончик его пальца коснулся ее соска, Мария задохнулась, и ее глаза, устремленные на него, внезапно заблестели от потребности. Такая девственная, такая нетронутая, она жаждала его прикосновений, была рабыней его пальцев. Какое-то странное, неведомое чувство вспыхнуло в его груди, когда она смотрела на него, прикрыв глаза и поджав губы.

Это заставило Рафаила застонать.

Не желая ослаблять румянец на ее щеках, он опускал руку все ниже и ниже, по тонкой ткани платья Марии, по ее животу и вниз, к обнаженной киске. Член Рафаила дернулся. Его прелестная маленькая роза была побрита. Как идеальная сабмиссив, которой она, очевидно, была рождена, Мария сама раздвинула ноги, даже не спрашивая его об этом. Рафаил замер и перевел взгляд на нее. Ему нужно было велеть ей отвернуться. Он не любил, когда его жертвы слишком долго удерживали его взгляд. Ему следовало бы велеть ей опустить глаза, и он уже собирался открыть рот, чтобы отдать приказ, но промолчал. Слова не давались.

Мария смотрела на него, приоткрыв губы, а ее розовые соски были напряжены. Его маленькая роза выглядела такой чистой. Чистой и благостной. Когда она смотрела на него, в ее глазах горел свет, проникавший в его темную душу. Ангел в постели с дьяволом. Рафаил облизнул губы при этой мысли. Никогда за все эти годы он не был с кем-то вроде нее.

Нетронутой.

Безупречной.

Непорочно-чистой. Для него.

Рафаил не мог не испытывать гордости, зная, что у нее никогда не будет никого, кроме него. Она никогда не покинет его комнаты. Ее кожа вечно будет носить на себе его запах. Она будет помечена его прикосновениями и поцелуями. И будет принадлежать ему вечно.

У всех его жертв были использованные и недостойные его вкуса киски. Убийство было убийством, а трах ― просто трахом... до нее.

До малышки Марии.

Она сжала бедра, заставив Рафаила посмотреть вниз. Ее киска была мокрой и блестела от оргазма, полученного от его руки. Проведя сильными руками по ее молочным бедрам, Рафаил раздвинул ноги Марии, чтобы лучше видеть ее. Мария тихо застонала, сжимая руками простыни, когда прохладный воздух коснулся шелковистых губ ее киски. Рафаил наблюдал, как щеки девушки заливает краснота. Ее киска была розовой, как роза в ее волосах, а клитор ― набухшим и напряженным. Ее дырочка сжалась, и Рафаил уперся членом в матрас, представляя, как погружается внутрь. Его член был сдавлен до такой степени, что он застонал от нестерпимой боли. Его глаза закатились, когда яйца напряглись, приток крови ограничился, и головка запульсировала. Он задыхался от наслаждения, делая глубокие вдохи и борясь с желанием кончить. Руки Рафаила сжались в кулаки, а мышцы шеи напряглись. Когда он поднял голову, увидел, что Мария наблюдает за ним.

Ее волосы. Ее длинные светлые волосы были подобны нимбу на подушке. Ангел. Его собственный ангел, которого он оставит себе.

Остановиться. Он должен был остановиться. Он не хотел совершить убийство в нетерпении. Он не станет легко терять эту красавицу в своей постели ― подарок, который сам дьявол преподнес ему. Он будет наслаждаться ее вкусом, впитывать крики ее экстаза. Будет наслаждаться каждым прикосновением к ее телу своими опасными руками. И будет собирать ее удовольствие день за днем, неделю за неделей, пока она не станет его и только его. Пока ее улыбки не станут непринужденными, а ее любовь к нему ― безусловной, исступленной... пока он не станет для нее воздухом, которым она дышит.

Медленно. Он должен действовать медленно. Нельзя спугнуть его маленькую розу.

Проведя руками по внутренней стороне ее бедер, Рафаил добрался до ее жаждущей киски и пальцами нежно раздвинул губки. Мария вскрикнула от этого легкого прикосновения. Рафаил поднял голову, чтобы убедиться, что ее глаза все еще обращены к нему. Ему не нравилось любое проявление непослушания со стороны своих любовниц ― она должна была делать только то, что он говорил. Он хотел, чтобы его маленькая роза запомнила каждую деталь происходящего ― ее крушения и его восхождения в качестве ее повелителя. Она должна была видеть каждую часть его языка, погружающегося в ее сочащееся влагалище, как он сокрушает ее невинность и создает из нее свое совершенное творение, которое будет принадлежать ему вечно.

К удовлетворению Рафаила, все ее внимание было полностью приковано к нему. Рафаил переместился еще ниже по ее телу, пока его рот не навис над ее клитором. Проверяя, насколько отчаянной была ее потребность в его прикосновениях, он нежно подул на ее пульсирующую киску. Мария закатила глаза и ее бедра дернулись. Но его хорошая маленькая роза не двигалась. Суровые приказы Рафаила приковали ее к кровати призрачными цепями. Его воля была затвором, удерживающим ее в повиновении. А его слова были единственным ключом. От замка, который он не собирался открывать... пока.

Рафаил провел большим пальцем по ее чувствительному клитору. Мария задыхалась, а ее идеальная, нетронутая дырочка сжималась, жаждая его члена. Она получит его в свое время. Сначала ему нужно будет многое показать своей маленькой розе. Когда он возьмет ее, она будет отчаянно нуждаться в том, чтобы он заполнил ее. Она будет стонать и задыхаться от желания отдать ему на растерзание свое сердце.

Для начала, Рафаил должен заставить ее полюбить его. В ее жизни не останется места ни для кого другого. Ни для Бога. Ни для Иисуса. Только он... ее настоящий спаситель, человек, ради которого она готова пожертвовать собой... лишь бы угодить ему.

― Тебе нравится, маленькая роза?

Рот Марии пошевелился, но слов не последовало. Рафаил остановился. В нем всколыхнулось раздражение из-за отсутствия ответа. Но Мария быстро училась.

― Да, мой господин, ― сказала она. ― Мне... мне нравится.

Ее голос был едва слышным шепотом, запинающимся и невнятным. Но этого было достаточно, чтобы удовлетворить потребность Рафаила в повиновении Марии.

― М-м-м, ― пробормотал он и раздвинул ее бедра сильнее, достаточно широко, чтобы размах его плеч ограничивал их.

Он подумал о том, что ширина его туловища идеально подходит к ее ногам. Мария снова попыталась сжать бедра. Он ухмыльнулся, в его глазах плескался триумф. Она падала. Падала в его ловушку, безрассудно и вся без остатка.

Облизывая свои губы, Рафаил массировал складки киски Марии и щелкал языком ее клитор. Крик, вырвавшийся из горла Марии, был поистине демоническим. Ее ангельская душа была разрушена его сатанинскими методами. Мария старалась не шевелиться. Ее глаза были полны безумия, но взгляд не отрывался от него. Ее светлая кожа была почти белой, как крылья ангела. Голубые глаза были цвета одежд Пресвятой Девы. Но в комнате не было таковой. Мария была его будущей шлюхой ― для его члена, прикосновений и каждого его движения. Шлюхой для него и только для него. Его идеальная послушная маленькая роза. Черное сердце Рафаила наполнилось теплом, когда ангельская кожа Марии начала окрашиваться в красный цвет... цвет греха, такого прекрасного и великолепного.

Он станет ее погибелью.

Никто не сможет прикасаться к ней, кроме него. Она принадлежит ему. И никогда не покинет его.

Как только вкус Марии разлился на языке Рафаила, он замер. Его сердце бешено заколотилось. Рафаил не понимал своей реакции, мышцы застыли в параличе, пока он пытался истолковать это чуждое ему ощущение. В его груди разливался жар, который он не узнавал.