Но когда он поднял взгляд на ее лицо, на румянец на ее коже и пульс на шее, ему все стало предельно ясно. Она была совершенством. Разумеется, и на вкус она была такой же. Его душа твердила ему, что он наконец-то нашел ту самую. И эти ощущения лишь утвердили Рафаила в его правоте. Он нашел идеальную половинку для своей похоти. Встретил своего жертвенного агнца.
Задыхаясь от нахлынувшей на него волны собственничества, Рафаил принялся вылизывать киску Марии, от дырочки до клитора. Ее стоны вплетались в гимны, звучащие на заднем плане ― гедонистическая симфония совместно со священной мелодией. Она была всем, что он хотел чувствовать. Он ощущал только ее вкус на своем языке. И не мог остановиться. С каждым прикосновением ему требовалось все больше и больше, ненасытность овладевала им. Мария дрожала под его губами, и когда он поднял голову, то увидел на ее красивом лице исступленное отчаяние.
Оторвавшись, он сделал небольшую паузу, чтобы приказать.
― Схвати меня за волосы.
Мария повиновалась так быстро, что он застонал, а его член запульсировал.
― Потяни, ― приказал он мрачно.
Девушка не колебалась. Когда он снова припал своим ртом к ее киске, ее пальцы принялись перебирать пряди его волос. Глаза Рафаила слезились, когда Мария, потеряв контроль над собой от эйфории, дергала его за волосы и терзала кожу головы. Рафаил вдавливал свой член в матрас, пожирая ее, лизал и сосал клитор, пока крики не стали песней поклонения. Он чувствовал, как ее клитор пульсирует все сильнее и сильнее в его рту, пока, в последний раз дернув его за волосы и выпустив пряди из пальцев, Мария не кончила, излившись на его язык. Но Рафаил не останавливался. Был не в силах. Он был одержим, вылизывая и поглощая ее вкус, словно заблудился в пустыне на целый месяц, и киска Марии стала благословенным источником влаги для него.
Мария извивалась под ним, и он понял, что она не сможет вытерпеть больше. Это лишь заставило его надавливать сильнее, заставляя ее все ближе и ближе продвигаться к грани забвения. Рафаил все продолжал, испытывая ее покорность, проверяя, как далеко он сможет завести ее, пока она не нарушит его приказы. Только когда она захныкала, и с ее дрожащих губ сорвался сдавленный возглас, Рафаил отступил. Его щеки пылали, когда он скользнул по ее обессиленному телу. Глаза Марии налились свинцом, а слезы ручьями текли по ее щекам. Вид ее ― разомлевшей, заплаканной от его ласк, вызвал в его яйцах прилив возбуждения. Видя ее изможденной и обессиленной, он расслабился. Пристально смотря на нее, Рафаил облизнул губы, все еще ощущая ее вкус на своем языке ― подобный лучшему вину. Мария следила за каждым его движением, а ее бледная кожа была покрыта тонким слоем пота. Нагнувшись, Рафаил лизнул ее шею, смахнув капельку слезы, которая пыталась ускользнуть. Ни одна ее частичка не могла сбежать от него.
Он поймает. Всегда сможет поймать.
Когда Рафаил подался назад, он увидел, что Мария смотрит на его грудь, ее слезы стихают, а дыхание замедляется. Странное чувство спокойствия разлилось по его телу. Рафаил замер, не привыкший к этому странному ощущению, пронизывающему его с головы до ног. Он никогда не чувствовал спокойствия. И всегда жаждал большего. Больше секса, больше убийств, больше смерти. Будучи зачарованным, Рафаил потянулся к ее руке. Как только их ладони соединились, а пальцы переплелись, он застыл от удивления. Она дрожала. В его груди зашевелилось странное чувство, от которого по коже побежали мурашки. Боялась ли она его? Пальцы Марии сжались вокруг его пальцев. Он посмотрел на ее лицо. Девушка разглядывала их сцепленные руки. Проследив за ее взглядом, он почувствовал необычное трепетание в груди.
Рафаил не выносил интимных прикосновений, если только он сам не приказывал. Если только это не помогало ему совершить убийство. Ни одна из его жертв никогда не прикасалась к нему таким образом ― он запрещал это. Но как раз в тот момент, когда он собирался вырвать свою руку из руки Марии, ее большой палец нежно провел по его ладони. Его сердце забилось сильнее. Он не понимал, почему не вырвал руку, не заставил ее встать на колени и целовать его ноги в знак прощения за ее дерзость. Не продемонстрировал ей, что к нему нельзя прикасаться, пока он не прикажет. Но когда большой палец Марии снова скользнул по его ладони, Рафаил застонал и прижал ее руку к своей груди. Он зашипел от этого интимного контакта. Это казалось клеймом, таким же обжигающим, как крест Святого Петра, которым братья покрыли его плоть. Его глаза закрылись, пока он боролся с ощущением ее мягких рук на своей обнаженной коже. Он был охвачен огнем, кровь бурлила в его жилах, как лава.
Это было болезненно.
И некомфортно. Но он не оттолкнул ее.
Когда он взглянул на нее сверху вниз и увидел, как ее голубые глаза расширяются, а губы раздвигаются, пока она изучает их соединенные руки на его груди, Рафаил пробил непроницаемую стену, защищавшую его от проявления слабости.
― Прикоснись ко мне, маленькая роза, ― прошептал он.
Как только эти слова слетели с его губ, он почувствовал, как по коже побежали мурашки. Внутри него поднялся гнев на свой глупый поступок. Он был единственным, кто прикасался. Только он был главным.
Он уже раскрыл рот, собираясь отменить свой приказ. О чем он только думал? Никто не касался его. Они этого не заслуживали. Рафаил не мог этого вынести. Он...
Пальцы Марии дернулись, а затем, вырвавшись из хватки его ладони, начали порхать по его горячей коже. Кипящий гнев, грозивший вырваться наружу и в потенциале покончить с жизнью Марии, мгновенно остыл, превратившись из ледяной воды в ревущее пламя, когда ее робкие пальцы скользнули по его грудным мышцам. Рафаил был неподвижен, как статуя, пока ее пальцы исследовали его. Его мышцы подергивались под ее прикосновениями. Он едва мог дышать.
Он позволял кому-то прикасаться к себе.
Мария дотрагивалась до него, без его контроля над каждым ее движением.
Рафаил зажмурил глаза и потряс головой, когда знакомая тьма подхватила его и бросила обратно в комнату пыток. Вместе с Ним. Его руки пробежали по обнаженной груди и шее Рафаила, а пальцы обхватили горло. Он прикасался к нему. Постоянно, бл*ть, прикасался к нему! Рафаил не мог этого вынести. Он хотел оторвать эти руки от себя и бросить их в огонь.
«Покорись мне, демон».
Ярость и отвращение нарастали в теле Рафаила, пока он не почувствовал, что сгорит от этих воспоминаний. Он прикасался к его груди. Трогал его гребаную грудь. Рафаил должен избавиться от него. Должен заставить его отстраниться!
Рафаил резко распахнул глаза, когда чья-то рука провела по его груди. Протянув свою руку, он схватил чужое запястье и сжал. Болезненный крик попытался прорваться сквозь туман его сознания, но не смог пробиться сквозь толстые стены. Рафаил должен был убить Его. Он должен был покончить с Ним раз и навсегда, сделать так, чтобы Он не мог больше прикасаться к нему, душить его, трахать.
Рафаил дернул за запястье, толкая священника на спину и... замер, не в силах пошевелиться, когда пальцы мягко пробежались по его лицу.
― Мой господин.
Тихие слова пытались проникнуть сквозь красный туман, застилавший его зрение. Пальцы священника ощущались по-другому. Эти были мягкими. И гладкими.
― Мне очень жаль, мой господин. Я не должна была касаться вашей щеки без разрешения.
Слова продолжали кружиться в его голове. Голос... голос тоже был другим. Подобно кинжалам, более высокий тембр пробивал себе путь в его сознание.
― Как я могу загладить свою вину, мой господин?
«Мой господин... мой господин...»
Рафаил моргнул, и его зрение быстро прояснилось. Готовый к нападению, он опустил взгляд на человека на кровати и обхватил руками его горло. Он уже собирался усилить захват, но вдруг на него взглянули большие голубые глаза. Рафаил задыхался, пытаясь понять, что происходит и где он находится. Эти глаза были другими. Они были голубыми, а не карими. Он мотнул головой в сторону, когда по его щеке распространилось тепло. Рука... рука лежала на его лице.
― Мой господин.
Рафаил задохнулся, увидев перед собой Марию. Его руки были сомкнуты вокруг ее горла, готовые причинить боль. Его губы скривились, пока он боролся с внутренним демоном, жаждущим убийства. Все, что ему нужно было сделать, это сжать ее шею. Она была здесь для него, чтобы он овладел ей, убил, сделал так, чтобы она больше не могла прикоснуться к нему без его разрешения.