Рафаил говорил без эмоций в голосе. Он и не испытывал никаких эмоций, по крайней мере тех, которые можно было бы выразить. Мария задала ему вопрос. Он ответил на него.
— Работала? — прошептала Мария.
Рафаил потерялся в обрывочных воспоминаниях, и его зрение затуманилось.
— Она всегда приносила их домой, чтобы они стояли повсюду.
Он попытался ухватиться за далекое воспоминание о том, как темноволосая женщина вела его в сад на заднем дворе их дома, чтобы ухаживать за кустами роз. Рафаил ощутил в своих пальцах бархатную текстуру лепестка и вспомнил, как ощущал их, когда был совсем юным.
Мария сделала дрожащий вдох.
— Моя мама тоже так делала. Держала их по всему дому, я имею в виду. Красные розы...
Она улыбнулась. Со своего места Рафаил мог видеть только ее рот. Ее улыбка была не такой широкой, как обычно.
— Каждый раз, когда вижу красные розы, я вспоминаю о ней. Иногда это воспоминание причиняет мне боль, если у меня выдался плохой день. Тогда я скучаю по ней больше, чем обычно.
Рафаил уронил лепесток и наблюдал, как тот исчезает в массе пузырьков.
— Он задушил ее, — произнес Рафаил, и это воспоминание прозвучало так, словно не было связано с трагедией.
Мария повернула голову, и ее голубые глаза встретились с его взглядом. Ее рот раскрылся, а после закрылся. Рафаил провел пальцем по ее щеке и шее. Сосредоточил внимание на изящной ключице. Она была совершенна.
— Он заставил меня смотреть, как душит ее голыми руками.
Рафаил вспомнил, как мать смотрела на него, пытаясь отдышаться.
— Ваза, которую она несла, разбилась и рассекла кожу на ее ногах.
Рафаил как наяву представил море крови, и взгляд своих детских глаз на то, как оно покрывало белые лепестки, рассыпанные по полу.
— Он взял покрытые кровью лепестки и засунул их ей в рот, напевая при этом «Круг вокруг розочки».
Рафаил провел рукой по волосам Марии, будто не рассказывал в этот момент о жестокой смерти своей матери.
— Затем он встал и выстрелил себе в голову.
Дыхание Марии стало затрудненным. Но Рафаил был поглощен теми скудными воспоминаниями, которые сохранились в его сознании.
— Я подошел к тому месту, где она лежала. Ее волосы... — тихо произнес он. — Они упали ей на шею.
Он улыбнулся. Его мама выглядела такой красивой, когда смотрела на него, не мигая, с лепестками во рту.
— Это заставило меня улыбаться. Ее лицо было спокойным. Оно никогда не было спокойным. Он всегда бил и душил ее. Когда он наконец убил ее, я впервые увидел маму умиротворенной.
Сердце Марии колотилось под его рукой.
— Кем был этот человек? Почему он убил ее?
Рафаил нахмурился, пытаясь вспомнить.
— Вероятно любовником? У меня не было отца...
Он покачал головой.
— Не знаю. Я не в курсе, почему он убил ее. Священники не рассказывали мне об этом. Я помню только обрывки.
Мария изучала его лицо. Сглотнула. Рафаилу понравилось, как выглядело при этом ее горло.
— Мой господин... — произнесла она тихо. — Скольких людей ты убил?
Рафаил попытался вспомнить. И пожал плечами.
— Многих.
Мария опустила плечи.
— Многих... — прошептала она.
Рафаил встал и протянул ей руку. Мария переплела его руку со своей, и он вывел ее из ванной. Он не позаботился о полотенцах для них, проведя ее через спальню и маленькую столовую в свою личную комнату. Он включил свет и Мария вздохнула. Рафаил окинул взглядом стену. Она была заполнена фотографиями лиц его жертв. Мария прошла мимо него, и он наблюдал, как она подошла к стене. Почувствовал, как его грудь раздувалась от гордости. На него смотрели лица, с широко распахнутыми в смерти глазами.
— Т-ты... ты убил всех этих женщин?
Мария запнулась.
— Эти фотографии... все эти люди мертвы?
— Только что умерли, — пояснил Рафаил, вспоминая каждого из них в ярких деталях. — Их тела были еще теплыми в момент снимка.
Мария протянула руку, чтобы коснуться фотографий, но отдернула ее.
— Задушены? — спросила она, разглядывая красные следы на их шеях.
— Все они.
Рафаил посмотрел на свои руки, и раздвинув пальцы, улыбнулся.
Когда он поднял голову, то увидел, что Мария замерла перед стеной. Она обернулась, чтобы посмотреть на него. Кровь отхлынула от ее щек.
— Ты убил ее.
Она указывала на самую последнюю из фотографий.
— Это та женщина, из клуба.
Ее руки дрожали.
— Но когда?!
Рафаил облизал губы. Его сердце заколотилось от того, как Мария смотрела на него. В шоке и... разочаровании?
— Не так давно.
— Пока я была здесь?
Тон ее голоса снизился. А голубые глаза заблестели. Рафаил замер. Она собиралась плакать? Ему не нравилось, когда она плакала. Он не выносил этого. Это дурманило его голову.
— Да.
Мария попятилась назад. Ее спина ударилась о дальнюю стену.
— Неужели...
Мария встретилась с ним глазами.
— Ты занимался с ней сексом?
При воспоминании о той ночи Рафаил скривил губы.
— Нет.
Мария собралась снова повернуться, но затем вдруг отодвинулась от стены.
— Та ночь, — прошептала она. — Та ночь, когда ты не мог возбудиться.
Рафаил сжал челюсти.
— В ту ночь я произнесла слова. Защитные слова. «Красная роза».
Мария покачала головой.
— Я права, не так ли? Когда ты ушел... ты ушел, чтобы убить ее. А когда вернулся, на твоей коже были следы от царапин.
— Она была воплощением зла. Торговала детьми. Она заслужила смерть.
Мария провела руками по лицу.
— Каждая жизнь священна.
— Это не так, — прорычал он, чувствуя, как в нем нарастает ярость.
— Так и есть! — возразила Мария.
Рафаил бросился через комнату, и схватив ее за плечи, провел ее вдоль фотографий.
— Эти женщины... Все эти женщины насиловали и продавали детей.
Рафаил не мог держать себя в руках. Он почувствовал, как его ставят на колени, как руки священника проводят по его груди, и касаются его члена, заставляя опуститься на пол... Рафаил ударил себя по голове, чтобы избавиться от этого образа. Мария отшатнулась, а Рафаил продолжал бить себя по голове. Ему нужны были образы из его гребаной головы. Образы, созданные людьми, подобными кускам дерьма на его стене. Людьми, которые использовали и насиловали детей.
И трахали, трахали, трахали их! Его схватили за руку, и он дернулся. Он толкнул этого человека к стене, готовый убить.
— Мой господин, это я.
Но он был поглощен красным туманом своей ярости.
— Рафаил.
Мягкий голос раздался в его сознании, которое было заперто в комнате пыток, придавленное к полу священником.
— Вернись ко мне, — прошептал голос. — Вернись ко мне.
Рафаил моргнул, его грудь вздымалась, комната вокруг него дрожала, а зрение постепенно прояснялось. Он был дома. В поместье... и перед ним стояла Мария. Мария была перед ним, а ее голубые глаза блестели от слез. Она медленно поднесла руку к его щеке.
— Ты здесь, со мной.
Мышцы Рафаила дернулись в напряжении.
— Я здесь.
Рафаил следил за поднимающейся и опускающейся грудью Марии. Она подходила к нему все ближе и ближе, пока не оказалась прижатой к его телу.
Он застонал, почувствовав ее тепло. А еще от того, как она заглушала колющие воспоминания в его голове. Успокаивала боль в его груди.
— Все хорошо... все хорошо.
Рафаил притянул ее к себе, обхватив руками ее спину.
— Я послушница, Рафаил.
Рафаил застыл на месте, обнимая Марию. Он не знал, что это означает, но его роза звучала серьезно. Он отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо, и Мария взяла его за руки.
— До того, как я появилась здесь... Я готовилась стать монахиней. И была близка к тому, чтобы дать последние обеты.
Глаза Рафаила вспыхнули, и кровь забурлила в его напряженных мышцах, оживляя их.
— Целомудрие, — сказал он, и в его груди стало нарастать возбуждение.
— Вот почему ты была непорочной. Чистой.
— Пока не отдалась тебе, — сказала Мария.
Рафаил вспоминал то, как она выкрикивала его имя. Думал о ее бледной коже и стройном теле. Об изготовленном на заказ гробе и о том, как безупречно будет выглядеть в нем Мария, спящая вечным сном, навеки оставаясь в покоях Рафаила. Его взору предстала святыня, и внутри него зародилось безудержное возбуждение. Она была в его объятиях. Его единственная.