Он все еще был потерявшимся мальчиком, который вел постоянную внутреннюю войну.
― Мне нравится, мой господин, ― прошептала Мария, и губы Рафаила растянулись в самую большую и самую потрясающую улыбку, которую Мария когда-либо имела счастье созерцать. ― Он идеален.
В глазах Рафаила зажглось беспредельное счастье.
Застонав, он вытащил ее из гроба и отнес на кровать. Он покрывал ее поцелуями до тех пор, пока ее губы не распухли. Рафаил был нежен, как шепот, когда избавлял Марию от одежды и проникал в нее. Он смотрел в ее глаза, занимаясь с ней любовью.
Это было именно любовью. Теперь Мария знала это. То, как он прикасался к ней, как гладил ее волосы и целовал ее губы... это было любовью. А еще одержимостью, обладанием и собственничеством во всех проявлениях.
Мария знала, что принадлежит ему. Она была спасена несколько лет назад, чтобы подарить Рафаилу его мечту. Чтобы показать, что не все люди способны только разочаровывать его. Что некоторые будут защищать его и жертвовать собой чтобы, наконец, рассеять тьму в его душе.
Когда Рафаил и Мария кончили, Рафаил прижался к ней, положив голову ей на грудь, и все еще находясь в ней, заснул. Мария тоже задремала, проводя пальцами по его растрепанным каштановым волосам.
Смерть была близка.
Но она больше не боялась этого.
Мария села на постели. Было темно ― раскрытые шторы пропускали лишь слабый лунный свет. Тяжелое, учащенное дыхание и мучительные стоны доносились до ее ушей. Но Мария осмотрела кровать и обнаружила, что одна.
― Нет...
Голос Рафаила был наполнен болью и казался... испуганным? Ее сердце сжалось. Он был напуган. Никогда раньше в его голосе не звучало такого ужаса.
Мария метнулась к краю кровати, судорожно разыскивая его. Она замерла, когда обнаружила его на полу, с обнаженным телом и обращенным лицом вниз. С ее губ сорвался всхлип. Его тело лежало крестом на полу ― руки были вытянуты, как будто кто-то держал его. А вот ноги...
Его ноги были раздвинуты, а тело раскачивалось взад и вперед, как будто кто-то находился между них... словно кто-то насильно проникал в него.
― Отец Мюррей, ― произнес он сквозь стиснутые зубы. ― Я не покаюсь.
Мария почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
«Отец Мюррей...»
Мария не смогла бы остановить стремительный поток своих мыслей, даже если бы попыталась. Когда она смотрела на Рафаила, этого грозного мужчину, лежавшего на полу и впившегося кончиками пальцев в ковер, неспособного пошевелиться и запертого в своем кошмаре, все, что она видела ― это невинный мальчик, потерявший свою мать самым трагическим образом. И отца Мюррея над ним, обнаженного, не считая распятия на шее. Того самого распятия, которое они вручили ей перед миссией в секс-клубе много недель тому назад.
― Я... не... покаюсь... ― прошипел Рафаил, откинув голову назад, и крик неподдельной муки эхом разнесся по комнате, словно брошенные в воздух кинжалы.
Мария не могла больше ни секунды видеть Рафаила таким затравленным и страдающим. Спрыгнув с кровати, она присела возле него. Даже при тусклом свете луны она увидела густой слой пота, покрывавший его тело. Но когда его бедра снова приподнялись, хуже всего оказалось то, что его эрекция была сжата оболочкой, которую он так и не снял.
Она закрыла глаза и вздохнула, чтобы унять гнев, который разгорался в ней подобно спичке. Через какие ужасы Бретрены заставили пройти этих мужчин? Этих семерых страдальцев? По ее щекам потекли слезы ― от ярости и глубокой печали.
Руки Рафаила зашарили по полу, словно он боролся за свое освобождение. Пока он двигался, Мария протянула руку и сплела свои пальцы с его.
Она сжала их.
― Я здесь, Рафаил. Я здесь.
Его истошный крик заставил ее кровь похолодеть. Голова Рафаила откинулась назад, а глаза открылись. Но по его взгляду Мария поняла, что он не проснулся, а все еще был в ловушке своего кошмара. Он притянул ее к себе, свободной рукой обхватив ее за шею.
― Не трогай меня. Я не хочу, чтобы ты еще хоть когда-нибудь прикасался ко мне, ― прорычал он, и она поняла, что он видит перед собой не ее лицо, а лицо своего обидчика.
Отца Мюррея.
― Ш-ш-ш, ― успокаивала Мария, молясь Богу, чтобы Он помог ей прорваться сквозь страдания Рафаила и дать ему покой.
Губы Рафаила приподнялись над зубами.
― Прекрати прикасаться ко мне! Прекрати причинять мне боль!
Гнев в его голосе сменился мольбой маленького мальчика о пощаде.
― Пожалуйста, отец... пожалуйста... мне больно...
Мария всхлипнула. Даже с рукой Рафаила на своей шее, она была сокрушена эхом голоса невинности, которая была похоронена в нем где-то глубоко, в ловушке, которая не давала ей вырваться на свободу.
Она почувствовала, как его эрекция уперлась в ее бедро. Что они сотворили с ним? Какое смятение он должен испытывать, находя удовольствие только в боли. Глаза Рафаила снова закрылись, и его бедра начали подрагивать. Он пытался тереться о ее ногу, но постепенно отчаялся, зарычал и... Мария задохнулась, увидев, что по его щекам потекли слезы.
― Я не могу, ― прошептал он. ― Ты сделаешь это, демон.
Мария замерла при звуке странного, более глубокого голоса, раздавшегося из горла Рафаила. Голоса, который, как она поняла, подражал отцу Мюррею.
Демон.
Он заставил мальчика поверить в то, что Рафаил был демоном.
Как священники так могли? Они же были детьми. Детьми, нуждающимися в помощи, а не в экзорцизме и насилии. Их хрупкие умы были разрушены и лишены всего доброго и чистого.
― Кончи, демон. Выпусти свое греховное семя.
Рафаил пытался. Пытался кончить. Его рука больше не сжималась вокруг ее горла, будто он не мог собраться с силами. Не в состоянии больше смотреть на это, Мария потянулась к взмокшей груди Рафаила и, приподняв его, взяла в руки его член. Он пульсировал в ее руке, отчаянно пытаясь освободиться и вырваться из ада, в котором находился и сам Рафаил. Он шипел, пока она водила рукой вверх-вниз, все быстрее и быстрее, пока его рот не открылся, и он не выдохнул, кончив на обнаженное тело Марии. Рафаил рухнул на нее, пытаясь отдышаться, а Мария прижала его к себе, чтобы он знал, что находится в безопасности.
Проходили минуты, а Рафаил не двигался. Затем он все же зашевелился, сдвинул ноги и оттолкнулся от ее груди, медленно поднимая голову. Мария приготовилась к его гневу. Но когда усталые и печальные золотистые глаза встретились с ее, ей показалось, что в ее грудь вонзили копье. Рафаил пристально смотрел на нее. Его губы дрогнули. Он опустил глаза, и Мария все поняла. Он был смущен.
В глубине души она знала, что он не станет рассказывать ей об отце Мюррее и Ордене. Не расскажет ей о своем сне. Мария была уверена, что он не способен выразить свои чувства. Он никогда этого не делал и не знал, что это присуще всем людям.
Мария положила руки ему на лицо.
― Рафаил, ― прошептала она, и ее тихие слова прозвучали в комнате как раскат грома.
Он не поднял головы.
― Рафаил, ― повторила она. ― Посмотри на меня.
Рафаил зажмурил глаза, но после позволил ей обратить его взгляд на себя. Борясь с желанием улыбнуться, в то время, как его сперма все еще стекала по ее бедрам, Мария поцеловала его губы.
Они вздрагивали.
В тот момент Рафаил не был убийцей. А она не была монахиней. Они были целебными бальзамами на открытых ранах друг друга.
― Давай-ка приведем тебя в порядок.
Рафаил с трудом поднялся на ноги. Все это время он не отпускал руку Марии. Мария помогла ему выпрямиться, а когда он не двинулся с места, чувствуя усталость и печаль, сковавшие его тело, она повлекла его за собой в ванную. Усадив его на сиденье рядом с ванной, она открыла кран. Рафаил по-прежнему держал ее за руку. Мария оглянулась на него. Он склонился вперед, опустив остекленевшие глаза в пол. По его телу пробегали судороги. А волосы были мокрыми от пота.
Мария поборола свой гнев по отношению к отцу Мюррею и подошла к Рафаилу. Встала на колени. И он неохотно встретился с ее взглядом.
― Давай поместим тебя в ванну, мой господин, ― мягко произнесла она.
Его глаза вспыхнули при этом обращении. Но он не двинулся с места, пока Мария не поднялась на ноги и не повела его к большой ванной.
Рафаил погрузился в воду, и Мария пристроилась за ним. Взяв мочалку, она начала отмывать пот с его спины. Рафаил склонил голову, пока она мыла каждый участок его покрытой шрамами плоти. Опустив руку в воду, она очистила и оболочку на его члене.