Да, подобных сомнений ни у кого не возникало. Чего стоили, например, обеды, которые он устраивал для лидеров обеих политических партий страны? А предсказания «Уолл-стрит джорнэл», ежедневных газет и всех этих комментаторов, чья осведомленность, как предполагалось, распространяется на все и всех? И вот буквально накануне того, как должно было появиться официальное объявление о назначении, когда, казалось, уже ничего не могло произойти, всплыла эта история с мошенничеством при уплате подоходного налога.
Правительство делает ошибки, порой очень серьезные, но никогда не рискнет подать руку помощи тому, кто попал в беду. Назначение не состоялось, и Сэм, еще год назад один из наиболее известных в стране людей, превратился в разочарованного, уставшего жить старика. А почти рядом, в трех кварталах отсюда, перед Объединенной следственной комиссией конгресса давал показания Джек Рафферти, лично выбранный Сэмом в качестве своего преемника, его наследный принц, человек, значивший для него больше родного сына.
Хант никогда не питал особых симпатий к Рафферти, но, оставаясь наедине со своими мыслями, честно признавался самому себе, что дело тут, видимо, в обыкновенной зависти. В том, что получилось с ним, нельзя винить только Рафферти или Фарроу. Однако именно Фарроу сообщил ему, какое положение он, Хант, занимает и чего стоит. Хант прекрасно помнил разговор, состоявшийся всего лишь три-четыре месяца назад.
Они обедали вдвоем в ресторане гостиницы «Уолдорф» в Нью-Йорке. За обедом Фарроу сообщил о своем намерении уйти в отставку.
— С меня довольно, Филипп, — сказал он. — Все эти неприятности, расследования и прочее… Самочувствие — хуже некуда. Я не намерен выставлять свою кандидатуру на съезде нынче осенью, когда мы будем переизбирать президента.
— Не намерен? — пробормотал Хант.
— Да, Филипп, не намерен. Чувствую, что постарел, мне не вытянуть еще один срок. Когда-то же надо уходить, как уходит каждый из нас. Неприятно, что говорить, но…
Две мысли почти одновременно мелькнули в голове у Ханта: что Сэм будет получать солидную пенсию — ни много ни мало пятьдесят тысяч долларов в год, и что он не испытывает особого сожаления в связи с уходом Сэма. Кстати, он знал, что Сэм Фарроу принял такое решение не совсем по своей воле. Руководители АФТ явно разочаровались в нем и оказывали на него определенное давление, добиваясь его ухода.
— Возникает естественный вопрос о моем преемнике, — продолжал Фарроу. — Ты, конечно, понимаешь, что с моим мнением не могут не считаться.
Так вот оно что! У Ханта перехватило дыхание, он быстро взглянул на Фарроу. Вот почему Сэм пригласил его на обед и завел такой сугубо доверительный разговор! Что ж, вполне логично. Почему бы ему и не стать президентом профсоюза? Он уже теперь секретарь-казначей исполнительного комитета, работает в союзе много лет, один из старейших его функционеров. Вот Сэм и пожелал вознаградить его за все эти годы трудной, но добросовестной работы.
— Нам нужна молодежь, Филипп. Я слишком стар… — Фарроу помолчал, рассеянно водя вилкой по столу. — Я стар, — продолжал он, — как стар и Феллоуз из регионального комитета Среднего Запада, формально считающийся моим преемником. Более того, у него сейчас масса неприятностей в штате, его без конца таскают по всяким следственным комиссиям.
— Ну, есть еще Мессини из Чикаго, — заметил Хант, прекрасно осведомленный, что Фарроу терпеть его не может.
— Мессини? Этот макаронник?! Пока мое слово что-нибудь значит — ни за что на свете! Или ты забыл, как он возражал против моей кандидатуры на последних выборах? Нет, нет, я имею в виду совсем не Мессини. Я хочу рекомендовать того, кто всегда был со мной рядом. Пожалуй, подошел бы Хеннесси из северо-западного регионального комитета, но он недавно слег со вторым инфарктом и теперь вообще не сможет работать.
Хант глубокомысленно кивнул. Ему не терпелось, чтобы этот старый мерзавец перестал играть с ним в кошки-мышки и прямо сказал, что выбрал его. Хант понимал, какой пост ему передается, и заранее испытывал признательность.
— Нет, нет, — снова заговорил Фарроу, — я имею в виду не этих двоих, а… По-моему, вот кто самый подходящий человек: Рафферти.
Хант почувствовал себя так, будто его ударили кулаком в лоб. Бледный, потрясенный, он еле удержался, чтобы не вскочить и не плюнуть в гнусную физиономию отвратительного старика. Был момент, когда он мог бы с наслаждением схватить его за глотку и задушить.