Фаричетти встал, подошел к окну и, откинув занавеску, посмотрел на улицу.
— Он сейчас приносит присягу, — сообщил Макнамара. — Иди посмотри.
— …Показания, которые вы сейчас дадите, будут правдой, полной правдой и только правдой, и да поможет вам бог.
— Клянусь, — ответил Джек Рафферти.
Почти неприметно кивнув, он нащупал за спиной стул, осторожно сел и, подвинув стул вперед, положил руки на стол, не спуская с председателя серьезного и спокойного взгляда. Легкий румянец покрывал его щеки, казалось, будто он покраснел, а в действительности он просто провел в Майами последние несколько недель и, как обычно, не загорел, а только покраснел. Лицо у Рафферти было совершенно гладкое, без морщин, держался он свободно и непринужденно, словно человек, который хотя и живо интересуется происходящим, но не имеет к нему никакого отношения.
Сенатор Феллоуз немного помедлил и передвинул лежавшую перед ним пачку бумаг с таким расчетом, чтобы можно было не слишком наклоняться, когда возникнет надобность прочитать одну из них. Посмотрев на Эймса, склонившегося над документами, он снова перевел взгляд на свидетеля.
— Имя и фамилия?
— Джон Кэрол Рафферти.
— Местожительство?
— Лос-Анджелес, штат Калифорния.
— Род занятий?
— Председатель семьсот второго лос-анджелесского комитета профессионального союза транспортных рабочих…
Рафферти замолчал: Морт Коффман сильно и настойчиво потянул его за рукав. Во время этой паузы в зале послышался предгрозовой шорох — зрители, не ожидавшие такого поворота событий, заволновались, задвигались, зашептались.
Сенатор Феллоуз застучал молотком, но шум лишь усилился; Феллоуз постучал второй раз и третий.
— Нет, нет, Джек, ради бога, не нужно! — умоляюще прошептал побледневший Коффман и снова потянул Рафферти за рукав.
Равнодушно, словно отстраняя назойливого нищего, Рафферти стряхнул руку адвоката и, не ожидая, пока зал успокоится, продолжал:
— …Одновременно я являюсь председателем западного регионального комитета и шестым вице-президентом профессионального союза транспортных рабочих.
В полной тишине, показавшейся тем более глубокой, что она наступила внезапно, из ложи журналистов ясно и отчетливо послышался голос Джейка Медоу:
— Боже, теперь же он обязан давать показания!
Сенатор Феллоуз снова резко постучал молотком и сердито посмотрел на журналистов.
— При повторении беспорядка я распоряжусь очистить зал от посторонних, — объявил он.
— Господин председатель, — обратился к нему Рафферти. — Господин председатель, я прошу разрешения сделать краткое вступительное заявление. Прошу внести его в протокол заседания.
Глава третья
Энн Рафферти, перекинув красивые, чуть длинноватые, как обычно у подростков, ноги в шортах через подлокотник старомодного кресла, пошевелилась, протянула руку и повернула регулятор телевизора, усиливая громкость. Хорошенькая, с такими же, как у матери, рыжеватыми волосами (только не уложенными в узел, а коротко подстриженными), с голубыми глазами, тонкими чертами лица и гладкой, чистой кожей, она очень походила на мать, но унаследовала от отца его непринужденные манеры и обезоруживающую внезапную улыбку.
Энн исполнилось шестнадцать лет, она еще продолжала расти и формироваться. Тонкая полотняная рубашка (позаимствованная у брата Эдди без его ведома) с высоко засученными рукавами на округлых руках прикрывала тугую девичью грудь.
— Мама! — позвала она через открытую на кухню дверь, пытаясь перекричать звучащие с экрана голоса. — Папу показывают! Он хочет говорить, и сейчас попросил разрешения…
— Не слышу, дорогая, — отозвалась Марта Рафферти, продолжая мыть оставшуюся после завтрака посуду. — Этот телевизор… Иди сюда.
Энн уменьшила громкость, вылезла из кресла, подошла к двери, и просунула в нее голову.
— Папу показывают по телевизору. Он хочет говорить.
Мать сполоснула руки и взяла полотенце.
— А почему бы твоему отцу и не говорить? Какие могут быть основания… Постой, Энн, ты что, смотришь телевизор?!
— Смотрю. Ну и что? — удивилась Энн. — Не каждый же день удается видеть своего отца по телевидению и…
— Энн, но я же говорила, что отец не хочет, чтобы вы, дети, смотрели передачи с этих заседаний. Еще вчера вечером, разговаривая со мной по телефону, он снова сказал, что запрещает вам смотреть телепередачи, когда он будет…
— Перестань, мама! — прервала ее Энн. — В конце концов я уже не ребенок, я имею право знать, что…