Марта Рафферти беспомощно пожала плечами.
— Я только передаю желание отца.
— Да, но отец сейчас в Вашингтоне, — многозначительно возразила Энн. — Не понимаю, почему, несмотря на весь шум, поднятый вокруг него, я не могу…
— Я передаю требование отца. Во всяком случае…
— Послушай, мама, но я же встречаюсь с ребятами и девушками, и все они только об этом и говорят. Почти никто не сомневался, что папа откажется отвечать на вопросы и сошлется на пятую поправку. Если мне придется поспорить с ребятами и защищать отца, я должна буду…
— Защищать отца? А кто тебя просит защищать отца? Джек Рафферти не нуждается в защите. Если бы он только слышал, как его собственное дитя… — Она умолкла и сокрушенно возвела глаза к потолку.
— Мне известно только то, что о нем говорят. А я хочу знать, что происходит на самом деле. Нужно же знать, что папа…
— А вот я ничего не хочу знать, — сурово прервала ее Марта Рафферти, не ожидая, пока дочь сообщит, что «говорят» и что именно происходит. — Я перестала интересоваться делами твоего отца лет двенадцать назад. Он знает, что делает. И меня не беспокоит, что говорят о нем соседи. Но сейчас дело совсем не в этом. Тебе было сказано не смотреть эти телепередачи, и ты должна выключить телевизор.
— Сказано, сказано… Неужели тебе самой неинтересно?! Вот он только что обратился к сенатору с просьбой позволить ему выступить с заявлением. Разве тебе не хочется послушать, о чем будет говорить перед сенатом Соединенных Штатов твой собственный супруг?
Марта оттолкнула дочь, вошла в гостиную и уже протянула руку, собираясь выключить телевизор, но в это мгновение Рафферти заговорил, и ей показалось, будто он обращается непосредственно к ней, только к ней. Держа пальцы на ручке, она впилась глазами в лицо мужа и стала напряженно вслушиваться в его слова.
Энн Рафферти последовала за матерью. Со странным выражением какой-то детской рассеянности и одновременно озабоченности на лице она уселась на некотором расстоянии от нее и, полураскрыв рот, стала слушать передачу.
Марта Рафферти продолжала стоять; в ту минуту она и не думала, что следующие три дня ей придется провести у телевизора, не спуская глаз с экрана.
Жестом, выработанным длительной практикой, Джек Рафферти придвинул к себе настольный портативный микрофон, взглянул на сенатора Феллоуза и хотел уже заговорить, но в эту минуту Коффман внезапно поднялся с места.
— Сенатор, — заявил он удивительно глубоким и сильным для такого низкорослого человека голосом. — Сенатор, мне необходимо проконсультироваться с клиентом, и я прошу комиссию дать нам необходимое время.
Рафферти холодно взглянул на адвоката и хотел снова заговорить, но председатель опередил его.
— Вы адвокат мистера Рафферти?
— Да, сэр, — быстро ответил Коффман, не обращая внимания на своего клиента.
— В таком случае сообщите комиссии свою фамилию и адрес.
— Мортон Коффман из адвокатской фирмы «Клайн, Бенхардт и Коффман», находящейся в Нью-Йорке на западной Сорок четвертой улице. Я…
— Можете проконсультироваться с клиентом.
Сенатор Феллоуз без всякой в том необходимости постучал молотком, повернулся к Джорджу Моррису Эймсу и что-то зашептал ему, время от времени посматривая на Рафферти и Коффмана.
— Джек, что с тобой? Что ты делаешь? Я думал…
— Я знаю, что делаю, — сердито, но не повышая голоса ответил Рафферти, не забыв прикрыть рукой микрофон. — Оставь, наконец, меня в покое. Я знаю, что делаю!
— Я думал, ты сошлешься на пятую поправку. Я думал, как все говорили… что… как…
— Меня не интересует, что ты думал и что говорят все. Я поступаю, как нахожу нужным.
— Черт возьми, но почему ты не предупредил меня? Почему не…
— Если бы я собирался сослаться на пятую поправку, не было бы никакой надобности говорить тебе об этом. Больше того, не было бы никакой надобности прибегать к твоим услугам, я мог бы прийти сюда с Макнамарой, или с Леви, или с кем-нибудь другим. Но я не собирался ссылаться на пятую поправку и пригласил тебя, поскольку мне требовался мой собственный…
— Но ты был обязан предупредить меня. Я бы мог подготовить…
— А я и не хотел, чтобы ты что-то готовил. Я не хотел, чтобы кто-то готовился, — ни ты, ни члены комиссии. Вообще никто. Сейчас же садись и успокойся. Слушай и молчи. Нужно будет, я обращусь к тебе. Не сомневаюсь, что, пока все это не кончится, мне не раз придется обращаться к тебе.
Коффман, не переставая изумляться, пожал плечами.
— Вот удивится Сэм Фарроу! — только и мог сказать он.