-- И что же ты хочешь, смертный?
-- Знаешь и сам: бессмертия! За ним я пришел, но теперь вижу, что мне и этого мало! Я ставлю свой трон в этом зале! Нет, не занять место среди вас хочу я! Сейчас, СЕЙЧАС ЖЕ вы отречетесь от власти! И я лишь буду править на земле Амана!
Повисла страшная тишина. И в ней страшным скрежетом прозвучал треснувший вдруг голос Манвэ:
-- Я отрекаюсь.
-- Громче!
-- Я отрекаюсь!
-- Громче! Не слышу!
-- Я ОТРЕКАЮСЬ!!!
-- Хорошо. Все слышали. А как остальные? Или судьбы собственной земли и народов своих вас не интересуют? Так подумайте хоть о шкурах своих собственных, как сделал это только что ваш король!
-- Я отрекаюсь. В пользу Ар-Фаразона. И плевал я на всех! -- заорал вдруг Тулкас и опрометью кинулся из зала.
-- Вторым он покинул Валинор навсегда, но первым из всех -добровольно, -- проговорил ему вслед Намо, и все поняли: ВИДИТ!
-- Кто был первым? -- голос Ар-Фаразона сух.
-- Брат мой Мелькор. И Тулкас будет стараться идти сходным путем, и Зеленые Эльфы приютят его, и будет он учить их песне и бою, и после схватки с Неведомым навсегда закрепится за ним прозвище "Одинокая Бродячая Нога". И не в воле валар и Единого изменить это!
-- Он получит мой лучший десантный бот, чтобы легко добраться до Средиземья! -- проговорил Ар-Фаразон.
-- Он уже летит. И несут его те из орлов Манвэ, что слышали и поняли последнюю мысль своего умирающего собрата, -- с холодностью автомата констатировал Намо, пряча за эту холодную маску свое наслаждение от растерянных и взбешенных лиц собратьев, впервые всерьез доигравшихся со своей властью и предначертаниями.
-- Пусть только вернутся! -- прошипел Манвэ.
-- Они не вернутся. Они отреклись от предавшего брата своего. И отреклись сами. Они не глупы.
-- А ты, велеречивый пророк?
-- Мне не от чего отрекаться. Как и Ниенне, и Ирмо. Мы лишь хранители душ и скорби мира, и незачем перекладывать нашу вечную ношу на слабые человеческие плечи -- на них и своего горя достаточно. А вот бессмертие Ар-Фаразону я подарю. Это в моей власти. Нет! Не бессмертие -- ВЕЧНОСТЬ дарю я тебе, и никогда Смерть не заглянет в твои глаза, никогда не вкусишь ты ее, что бы с тобой не случилось!
Только Ниенна с легкой улыбкой смахнула незаметно слезинку, мелькнувшую на этот раз озорством. И подумала валаресса: "Хитрый и злой мальчик ты, братец! А нуменорец-то рад-радешенек, словно наградили, а не наказали его! Вечность! Что есть страшнее! И сколько раз еще запросит он смерти..."
Ауле метнул тяжелый свой парадный молот, и тот воткнулся в пол у ног короля людей, расколов дорогую мозаику.
-- Молот -- мой скипетр! Прими же его, человек! Я отрекаюсь, но перед отречением дарую свободу гномам своим и ученикам своим -- кроме Курумо. Он -- твой!
"Хороший подарочек!" -- улыбнулась Ниенна. Воистину, не день слез, а день смеха наступил в замшелом Валиноре!
-- Я отрекаюсь и гашу звезды! -- Варда. Но разве погасишь то, что горело в Эа еще до рождения Арты, да что там Арты -- самого Эру Единого и его прародителей! Так что никто не заметил в небе никаких перемен... И вновь улыбнулась Ниенна, на этот раз -- тщете подруги и сестры своей, что столько врала всем, что звезды -- ее работа, что в конце-концов и сама в это уверовала!
-- Я отрекаюсь! Шторма ваши! -- Ульмо.
-- Я отрекаюсь... -- Йаванна.
-- Отрекаюсь! -- Нэсса.
-- Отрекаюсь... -- Оромэ.
-- Ухожу! -- Вана.
-- Я ухожу! -- Эстэ.
-- Я ухожу с мужем! Мне отрекаться не от чего! -- Вайрэ.
-- Отречение принято! -- Ар-Фаразон.
Так началась в Валиноре Эпоха Людей." Одно лишь жаль -- не у нас, а где-то в альтернативной реальности произошло все это...
Глава 14
-- Черт бы побрал этот скверик вместе со всеми его птичками и солдатами! -- леди отряхнула плечо от снайперского голубя и огляделась по сторонам...
Солдаты -- они вообще-то милашки, но только когда в постели, а не когда у двери с ордером на арест... Нет, надо было этого шерифа еще ранее отравить, чтобы и не вырос!..
Но что ни говори -- в постели солдат, изголодавшийся по ласке -- это отличный любовник! Любовник... О! мысль, вертевшаяся давно, наконец-то обрела свою завершенность: надо смотаться в бордель и найти там "леди" Элис! Она так похожа, что если поменяться с ней платьями (а к чужим шмоткам она дюже падка, особенно если шмотки прикидовые, клевые!), то... в худшем случае -- передышка так на недельку, пока дознания будут проводить, а в лучшем -просто не та голова покатится на дворцовой площади!.. А уж затем, когда и забудут о моем существовании -- вот тогда-то и...
Мимо "Тоски Зеленой", мимо ювелирки, мимо-мимо-мимо... А вот и бордель!
-- Привет, Элис! Ты сейчас без клиентов? Пошли, побазарим... Между нами, девочками...
-- Ну, как сказать... Вот Джонни обещал за мной заехать.... А чо, собсна, за дело-то?
-- Хвинансовые проблемсы. Ты как насчет "одолжить" свое рабочее место на сутки -- другие? Я те материально компенсирую. Сама подумай, ты в таком, как щас на тебе, на Джонни произведешь впечатление?
-- Ну, раньше производила, и щас произведу... Те чо, мае платье не нравится?
-- Дак как те сказать -- некоторым и селедка с душком нравится... Вот и хочу в твоем пощеголять...
-- Так мне чо, голой по городу шастать? Я ж еще пока что подвига нашей Лизочки повторять не собираюсь...
-- А чо, число твоих поклонников стремительно возросло бы. Но вообще-то предлагаю свое платье взамен. И диадему -- в залог, на время пока мы... развлекаться будем.
-- Идем.
-- Куда?
-- Ко мне в номер.
-- Зачем?
-- Как зачем! А переодеваться ты тут предлагаешь?
Переодевшись, Элис, вся из себя такая радостная, убежала на свидание к Джонни Пупкову.
Осмотревшись в номере Элис, Леди Морена не заметила ничего интересного, кроме странной заколки с серебряной крысиной мордочкой, записки от какого-то приятеля Элис, приглашавшего ее к 23:00 в таверну, и черной трубки в палец толщиной из странного, легкого, похожего на кость материала.
Тут с улицы донесся испуганный и возмущенный женский крик. Выглянув в окно, леди Морене посчастливилось наблюдать, как Элис долго доказывает шерифу и трем стражникам-оболтусам, что она не придворная дама. Увы -- все же ей удалось это доказать с помощью родимого пятна на средней груди. И тогда шериф и трое стражников решительно направились ко входу в бордель.