— Ты не приболел ли часом? Мост, да. А под мостом тролль. Его надо убить. Вспомнил?
Ровану пришлось сделать над собой усилие, чтобы перестать задавать глупые вопросы. И так ясно, что он заплутал в темноте, и вместо дороги на Сафру вышел на дорогу к мосту. И шёл прямиком на верную смерть, пытаясь её же избежать. О, коварная Судьба! Но монна Перл не дала певцу времени на сочинение погребальной песни в свою честь, потянув его за рукав к дороге.
— Нам, главное, подкрасться незаметно. Тролли глуховаты, но нюх у них! Хорошо, ветер в нашу сторону. А там затаимся до рассвета. На рассвете тролль выйдет на мост, петь. Ну а дальше твоя работа начнётся.
— Откуда вы, монна Перл, столько о троллях знаете?
— А чего о них знать? Этот-то не первый. Ещё бабушка мне о них рассказывала. Кстати, известно ли тебе, певец, что из филейной части тролля можно чудное рагу приготовить? С зеленой фасолью да перчиком — цены ему не будет. Только в вине три дня надо подержать, жестковато оно малость.
Рован попытался представить себе это блюдо и брезгливо поморщился. Люди, конечно, разное едят, даже сверчков в меду, но без такого гастрономического опыта он, пожалуй, обойдётся.
— А откуда они вообще появляются, эти тролли?
— Под землёй у них гнездо, ну как у ос. Там и живут себе. Иногда случается, что кто-то уходит наверх, а может и не сам уходит, а прогоняют.
Трактирщица сделала знак певцу остановиться и указала на кусты перед мостом, предлагая там и затаиться.
— За что прогоняют?
Лютнист опустился рядом с трактирщицей и охнул, когда острый сучок вонзился ему в колено. Лежать тут, конечно, радости мало. Холодно, сыро. Разве что к красавице монне Перл прижаться, она и теплая, и мягкая.
— Не знаю. Может, поют плохо? Всё, тихо. Тролль рядом, чувствуешь запах? Да и рассвет скоро.
Рован принюхался. В воздухе определённо чем-то пахло. Как будто где-то рядом располагался хлев, в котором давно не убирали. И вот из этого, вонючего, рагу делают?! Хотя, с другой стороны, свиньи тоже не розами пахнут, а от кусочка ветчины ещё никто не отказывался. И ученик Тори Прекрасного придвинулся поближе к трактирщице, от волос и шейки которой исходил слабый запах духов. Если уж ему суждено умереть, так хоть напоследок успеть получить удовольствие!
Глава 4. Тролли поют на рассвете
Рассвет занимался торопливо, радостно, так, что Рован даже обиделся. Говорят, когда Тори Прекрасный умирал, солнце скрылось за тучами, птицы онемели на три дня, а лютня Мастера сама собой заиграла кантату «Я ухожу, не плачь». На такие почести он не рассчитывал, но мог бы хоть дождик с неба закапать. Глядишь, тролль бы испугался простуды и не выполз из-под моста.
— Ну и где…
Монна Перл строго приложила палец к губам, и указала на лютню, дескать, готовься. Рован вздохнул и приготовился умереть как герой. Как поэт. Как рыцарь пера и лютни. А любому рыцарю, как известно, нужна дама сердца. Зеленоглазая трактирщица на эту роль вполне подходила, да и потом, тут больше никого не было. Тролль, разумеется, не в счет.
Синеглазый проходимец опустился перед монной Перл на одно колено.
— Моя прекрасная госпожа. Если бы не эти печальные обстоятельства, я бы умолял вас выйти за меня замуж. Как только я вас увидел, то сразу полюбил, горячо и страстно. Но, увы, судьба разлучает нас, не позволив познать вкус счастья. Прошу, возьмите себе двести золотых, что лежат в моей комнате, у меня нет родни, нет друзей, пусть они будут ваши. И знайте, если я останусь жив, то буду просить вашей руки, даже если мне придется ждать ответа вечность! Мое сердце принадлежит вам, и только вам!
Собственно, лютнист если и врал сейчас, то не больше чем наполовину, то есть был практически честен с монной Перл. Жениться на ней ему бы в голову не пришло, он рожден, чтобы быть свободным поэтом, хотя очень мечтал вкусить прелестей супружества без благословения родни, жрецов и священника, если вы понимаете о чем я, благородные господа. А потом, отдохнув в объятиях красавицы Перл, накушавшись дивных ее блюд, он бы отправился в дальний путь, но обязательно вернулся бы. Года через четыре, или пять. Может быть, тогда и о свадьбе можно было бы подумать. А вот оставить золото женщине, которая одарила тебя любовью и всем прочим — святое дело. Глядишь, имея такие сбережения, монна Перл не торопилась бы замуж, а согласилась бы дождаться, пока Рован Сладкоголосый нагуляется. А потом бы было все, как говорила Черная Дама. И свой домик с виноградником, и детишки, и воспоминания у очага о прошлых подвигах.
Рован с удовольствием отметил, что его маленькое и последнее выступление имело грандиозный успех. Монна Перл печально смотрела на него и в дивных зеленых очах, кажется, даже слезы появились. И вот тут бы самое время сорвать с ее губ страстный поцелуй, который трактирщица запомнит, конечно, на всю оставшуюся жизнь, как вдруг послышался шум камнепада, гул, и низкое, утробное ворчание. Высунувшись из-за своего укрытия, лютнист в ужасе наблюдал, как из пропасти на мост лезет чудовище, и нельзя сказать, что староста преувеличил его ужасность, скорее уж наоборот, поберег чувствительное сердце бродячего поэта, чтобы оно не разорвалось на месте. Тролль был высок, в два человеческих роста, шкура у него была как у быка, по виду, так и из арбалета не пробьешь, клыки… да спасите нас боги познакомиться с такими клыками поближе. Маленькие глазки под тяжелым лбом, на лысой, круглой, как арбуз башке (уж головой это назвать язык не повернется) несколько прядей то ли длинной шерсти, то ли коротких волос. На все остальное Рован предпочитал просто не смотреть. Страшно. Тролль между тем сел на каменные перила моста, тяжело дыша, задрав морду к небу.