Место, куда их приводит навигатор, оказывается небольшим ресторанчиком для свиданий, что уже настораживает. И даже вся фантастическая красота данного заведения не вызывает у Роджера никакого восторга или других положительных чувств.
Едва они заходят в раздвижные двери, как их встречают две голограммы ИИ — Лилу и Эстебан. Они одеты в соблазнительные костюмы и приятно улыбаются. За их спинами пропасть, вернее, невероятно большое пространство, огороженное до самого потолка невидимым силовым полем и заполненное водой. Можно сказать, их взору предстает огромнейший аквариум, красиво подсвеченный подводными фонарями и оформленный стаями декоративных рыбок, светящихся в темноте и выписывающих невероятные зигзаги среди зеркальных пузырей. Пузыри довольно большого размера и, очевидно, имеют искусственное происхождение, они медленно перемещаются под водой в разных направлениях, и Роджер в ужасе, когда понимает, что им придется поплавать в одной из этих сфер. Хотя, если подумать, то он был бы в большем ужасе, окажись Фредди один на один с Хаттоном в этом тесном пространстве среди бескрайних вод.
Так что он молча идет за двумя ИИ, которые, неоднозначно касаясь друг друга, провожают посетителей к ряду сфер, приготовленных к отправке в подводную стихию, и подводят к той сфере, в которой их ожидает Джим. В зеркальных боках Роджер видит отражения себя с Фредди и всего помещения, изображение немного искажено круглыми боками, и это странно напоминает ему старинные ёлочные шары, сделанные из тончайшего стекла, вот только таких больших шаров Роджер в жизни не видал.
Когда перед ними образовывается проход — словно расходится масляная пленка на воде, они попадают внутрь и оказываются в небольшой комнатке с мягкими пуфиками вместо стульев и парящим в воздухе столиком. Над столом так же парит какая-то офигенно красивая люстра, разбавляя полумрак и создавая интимную атмосферу. Пахнет невероятно приятно и даже, можно сказать, соблазнительно. Точнее, было бы соблазнительно, если бы вид этой красоты не портил Джим Хаттон, по-хозяйски развалившийся на пуфиках и мерзко, как кажется Роджеру, улыбающийся.
— Так вы все-таки вдвоем, — говорит он и щурит глаза, оглядывая Фредди с ног до головы собственническим одобрительным взглядом.
Как хозяин конюшни осматривает своих лучших жеребцов — на ум Роджеру почему-то приходит именно такое сравнение. Очень хочется опустить летающий светильник Хаттону на голову, но он дал слово Фредди вести себя хорошо и ничего не громить, поэтому держит себя в руках.
Они садятся по другую сторону столика — напротив Хаттона, и закрывшийся проход начисто отрезает их троих от окружающего мира. Стены сферы становятся прозрачными, но Роджер упускает тот момент, когда они выплывают в общий «лягушатник», потому что Хаттон бесит его неимоверно. А Фредди пялится на него, не сказать, что заигрывает, но его глаза странно блестят, и Роджер не может прочесть его взгляд и бесится еще больше от того, что часть жизни Фредди принадлежит Хаттону и он об этой части никогда не узнает.
— Ты что-то хотел показать? — довольно грубо спрашивает Роджер, и ему совсем не нравится, что он чувствует себя при этом так, будто влезает в личную жизнь этих двоих. Хотя, возможно, это просто его воображение и ревность…
— Я много чего хотел, — говорит Хаттон. — В первую очередь — поговорить с Фредди наедине.
— Только через мой труп!
— Ну, это можно устроить…
— Все, хватит! — перебивает их неуклюжий обмен комплиментами Фредди. — Говори при Роджере, мне нечего от него скрывать.
Фредди очень надеется, что его голос звучит более уверенно, чем он себя чувствует. Он смотрит и не узнает Джима совсем, его словно подменили, и, если честно, он даже думает, что, возможно, так оно и есть.
— Это меня не удивляет, вы как два сиамских близнеца, — говорит Хаттон. — Готов поспорить на что угодно, что в корпорации вам сказали, будто вы были несчастны в альтернативной реальности, или сочинили еще какую чушь?
— Они сказали, что мы жили в браке шестьдесят пять лет и устали друг от друга. Разлюбили, — нехотя поясняет Фредди, Роджеру он об этом как-то забыл сказать, а тот забыл спросить.
— Ладно, мне, похоже, придется открыть вам глаза, — наигранно вздыхает Джим и проецирует на появившийся в воздухе голоэкран изображения из своего чипа.
Изображений очень много, гораздо больше, чем он им показывает, он просто берет самые значимые события — премии, награждения, вечеринки, помолвка, свадьба, выходы альбомов. Поток фотографий не уменьшается, и на каждой из них обязательно Фредди и Роджер. Сначала молодые, потом остепенившиеся и потяжелевшие, потом совсем старики. Фредди странно видеть их двоих седыми и сморщенными, даже немного страшно от подобной перспективы, которая, к счастью, именно их миновала, но в то же время эти фото притягивают взгляд, потому что на каждой он и Роджер улыбаются, будь это случайная фотография, застигшая их врасплох, или снимок с очередной премии. Они действительно счастливы, тут не может быть сомнений.
— Да ты целое досье собрал, — язвит Роджер. Ему неприятно, что этот человек копался в их с Фредди жизни, и еще более неприятно, что труд Хаттона сейчас заставляет его сердце ёкать от радости за тех двоих, которыми им не удалось стать.
— Я старался, — самодовольно отвечает Джим.
— Она сказала, что под конец мы разлюбили друг друга, — говорит Фредди. — Это так?
— Боюсь, что нет, — отвечает Хаттон. — Вы всего лишь поссорились на тот момент, и люди корпорации просто попали в неудачное время. И этот их промах стоил вашим прототипам жизней, а вам… в общем, и вам тоже это стоило жизней. Они пришли за несколько дней до смерти Роджера. Я пришел за несколько дней до твоей смерти, Фредди.
— Что значит — пришел? — не понимает Фред.
— Мне удалось взять у тебя интервью после того, как люди корпорации облажались. Они думали уговорить вас по-быстрому, за часик или полтора, и пошли по открытому мной порталу, чтобы сэкономить денежки. Но не вышло, и пришлось возвращаться во второй раз и зависать в прошлом на несколько лет. В общем, у них всегда так. В любом случае, у меня есть доказательство того, что вы любили друг друга до самого конца.
Роджеру не нравится, что Джим Хаттон сейчас выступает в роли эдакого спасителя или благотворителя, который легким взмахом руки рассеивает все их сомнения, но стоит взглянуть на Фредди, во взгляде которого плещется безумная надежда, как все слова застревают в его горле.
Джим выводит на экран видео и прокручивает его до нужного момента.
— Пришлось пользоваться старыми камерами, чтобы не вызывать подозрений, те еще галимые вещички, — поясняет он.
На изображении почти темный квадрат. Окна плотно занавешены тяжелыми гардинами, и лишь тонкий лучик света проникает внутрь, из чего можно сделать вывод, что во время съемок на улице был яркий день. Тем не менее в комнате темно, и лишь свет ночника на тумбочке едва освещает часть большой кровати и сидящего в подушках человека. Белые седые волосы выделяются ярким пятном, а худые руки, испещренные вздутыми венами, безвольно лежат на коленях, покрытых одеялом. Фредди с каким-то благоговением и ужасом узнает в этом старце себя, несмотря на то, что освещение действительно плохое и лицо едва видно.
«Кто вам сказал эту чушь?» — говорит старый Фредди возмущенно слабым и дребезжащим голосом.
«Так, значит, это неправда?» — спрашивает Джим Хаттон за кадром, и Фредди вмиг узнает его голос, таким этот голос был, когда Джим жил с ним, когда он был уже не таким молодым, как сейчас.
«Мы просто поссорились, но потом помирились. За пару дней до того, как… как Роджера не стало…» — дребезжащий голос срывается, очевидно, что говорившему трудно вспоминать.