— Мне жаль, что меня не было рядом, но теперь я буду, я обещаю, — продолжает говорить Роджер и жмётся ближе, словно и сам хочет слиться с ним воедино.
Фредди почти верит в это, ведь Роджер не отталкивает, позволяет обнимать и шарить руками по спине, а после вплетать пальцы в растрёпанные светлые волосы.
— Я знаешь что подумал… У тебя уже есть планы на Рождество? — спрашивает Роджер.
— Нет, — коротко отзывается Фред, потому что голос дрожит и на большее он просто не способен.
— Тогда, может быть, отпразднуем вместе? — мечтательно произносит Роджер.
Фредди не может поверить своим ушам, и в это мгновение его снова накрывает болезненной, ядовитой надеждой. Фредди знает: нельзя, будет больно, но что если в этот раз ему не кажется, что если у него есть хоть один малюсенький шанс?
— Было бы здорово, — отвечает он, пока Роджер укачивает его в своих руках, словно он маленький.
Фредди уже не двадцать, разум его прекрасно понимает, что Роджер хочет утешить друга, который расстался с невестой, но сердце — оно живёт своей жизнью и тянется к Роджеру каждый раз, стоит тому только оказаться немного ближе.
— Я чувствую, семьдесят восьмой будет волшебным, — улыбается Роджер, он ощущает в себе решимость и собирается на Рождество предложить Фредди снова съехать и жить вместе, как в старые добрые времена. Роджер старается не слишком задумываться о том, почему он хочет этого так сильно. В конце концов, они с Фредди оба не терпят одиночества.
— Лучшим, — отвечает Фред, не в силах сдержать счастливой, полной надежды улыбки.
Может быть, вселенная сделает ему подарок и подарит шанс на взаимность? Фредди готов отдать за это всё что угодно! Семьдесят восьмой год мог бы стать самым лучшим, но через неделю Роджер встречает Доминик.
Когда Фредди с Роджером приезжают домой, Дики с помощью хозяйственной Теодоры уже успевает мало-мальски обустроить Марианну с бабушкой у себя в квартире. У Марианны еще нет чипа, а Афросья свой деактивировала много лет назад, когда уехала из Лондона. На Юпитере нет достаточного современного оснащения, чтобы ими пользоваться, а она тогда попала в общество, где чипы считались чем-то постыдным. Так что обеим еще предстоит пройти процедуру.
Старая женщина не перестает умиляться Дики, и очевидно не хочет с ним расставаться, но Марианна настойчиво требует, чтобы она отдохнула: старушке тяжело дался переезд. Они оставляют двух новых членов семьи Дики отдыхать и уходят в квартиру Фредди и Роджера.
Теодора готовит свое фирменное блюдо из каких-то инопланетных водорослей, и Дики не уверен, что сможет это съесть, зато количество алкоголя, напечатанное им самим, немного утешает. Да и сам спор между Фредди и Роджером о том, какого цвета глаза будут у их будущего ребенка, забавляет.
— А вы сделайте его напополам, одна половина Фредди, другая — Роджера, — предлагает Боуи, чем вызывает недовольный взгляд Лиззи и истеричный смех у Теодоры.
— Почему бы вам не завести двоих? — предлагает она, отсмеявшись. — Я думаю, вам разрешат, и даже больше. Нам с мужем удалось выбить двоих через суд, а потом я выиграла в конкурсе «Лучшая мать» право на еще одного. Я всегда мечтала о троих.
— Хорошая идея! — восклицает Брайан.
— Скажи лучше — сразу четверых, — говорит Дэвид. — По девочке и мальчику от каждого индивидуума.
— Я не уверен, что способен выиграть в конкурсе «Лучшая мать», — смеется Фредди.
— Я думаю, учитывая ваш неоценимый вклад в историю, вам это и не понадобится, — заверяет Теодора.
Видно, что тема детей ей очень близка и она может говорить об этом вечно. Фредди не против. Он искренне интересуется всем, что она может ему поведать, и через полчаса ему уже кажется, что он знал Теодору всю свою жизнь, не только потому, что многое узнает о ней, – Фредди ощущает какую-то душевную близость с этой женщиной, будто она и его родственница тоже. Но в какой-то степени так оно и есть теперь.
Эту самую душевную близость между Фредди и Теодорой ощущает и Роджер, и его беспокоит данное открытие, хотя умом он понимает, что просто сходит с ума. Когда Фредди отправляется в туалет, он следует за ним, зажимает его у стены и требует объяснений.
— Ты что, запал на нее? — спрашивает он в лоб. Он уже немного навеселе, иначе на трезвую голову ни за что не сморозил бы такую ересь.
— На кого? — у Фредди не укладываются в голове умозаключения Роджера, поэтому не сразу доходит суть вопроса.
— Вы так мило беседуете уже час, не обращая ни на кого внимания… Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на нее…
Фредди смеется в голос, когда понимает, что происходит. Это так мило и нелепо видеть, как Роджер ревнует к собственной родне, что он даже не может злиться на его глупость. Так что Фредди, делая ему поспешный минет, виртуозно и без проблем заставляет Роджера забыть все свои подозрения, по крайней мере, на сегодняшний вечер.
Когда они возвращаются, щеки Роджера горят под внимательными взглядами окружающих, и он срочно хочет выпить еще, потому что у него странное ощущение, что они догадываются, чем они с Фредди занимались в туалете.
В целом посиделки проходят весьма скромно, тут много алкоголя для шестерых, хотя Теодора почти не пьет — ее дома ждут дети. И Фредди невольно думает, что стоит уже приучать себя к здоровому образу жизни, если он хоть когда-нибудь хочет стать достаточно ответственным отцом. Никто даже понятия не имеет, как сильно он когда-то хотел своих детей и как жалел, что у него их нет. Это был некоторый период его жизни, словно вспышка, осознание, что он так и останется один всю жизнь. Фредди тогда заставил себя забыть, не жалеть, не хотеть, но он помнит, что хотел. И теперь он может получить это, но ему страшно, и он не уверен, что достаточно готов. Возможно, чуть позже, и только если Роджер захочет.
Теодора уходит часа через два, а остальные остаются в расслабленной неге сидеть на диване и не спеша пить дальше. Брайан пьет подозрительно много, так что пьянеет наравне с Дики, Фредди давно не видел его таким.
Роджер исподтишка фотографирует эту сладкую парочку, потому что пьяный Брайан садится слишком близко к Джону и периодически зачем-то кладет свою голову ему на плечо. Дики же совсем не против и даже выглядит умиротворенным и довольным жизнью.
Чуть позже становится понятна причина такого странного поведения Брайана. Когда ближе к ночи Дики собирается пойти проведать Афросью и Марианну, Бри хватает его за руку, не давая встать с дивана, и очень озабоченным голосом спрашивает:
— Ты ведь вернешься?
— Конечно! — удивляется Дики.
— Тогда ладно, — кивает Бри. — Не хочу спать один.
— Брайан, ты не один, — уверяет Джон.
— Нихуя себе, — говорит Роджер. Он уже достаточно поплыл, чтобы перестать связно выражать свои мысли, но еще недостаточно пьян, чтобы не понимать, что они говорят.
— Только не бросай меня, ладно? — просит Бри жалостливо, пока рука Дики выскальзывает из его пальцев. — Не уходи к ним спать. И вообще не уходи.
— Я вернусь, обещаю, — с пьяной серьезностью говорит Джон и выходит почти с идеальной осанкой.
Брайан безвольно оседает на подушках, и лицо у него несчастное-пренесчастное, и Роджер не может сдержаться, чтобы не засмеяться. Он ржет так громко и долго, что начинает болеть живот, хотя сам не понимает, что смешного в сложившейся ситуации. Может, то, что происходит между этими двумя, вызывает у него чувство дежа вю? Роджер не знает, он просто смеется и даже благодарен Фредди, когда тот затыкает ему рот поцелуем.
— О! — говорит Брайан.
— Вот можно было бы не тут, — морщится Боуи.
Дики возвращается минут через десять с видом побитой собачки. К этому времени Фредди и Роджер уже лежат на диване в весьма компрометирующей позе, но их, похоже, это не волнует. Боуи сидит, закрыв глаза, а Брайан смотрит в одну точку на столе.
— Чувствую себя мудаком. По-моему, я напугал малышку, когда заявился к ним пьяный, — говорит Дики.